ипочувствоватьужас, страх и дикуюбольв шее.

На лице Видара застывает отпечаток мертвенного ужаса, когда он видит побледневшее лицо ведьмы и тени залёгшие под глазами.

— Я тебя…

— Тише-тише, скажешь потом, когда я вытащу тебя отсюда, ладно? — он тараторит, и Эффи кажется, что она впервые слышит его взволнованный, до ужаса перепуганный голос.

— Не… нет… Я… — Эсфирь с трудом сглатывает, ощущая, как кровь начинает заливать подбородок.

Видар только сейчас опускает взгляд на шею.

— Проклятье…

Он дёргается, тут же зажимая правой рукой рану, сверху прижимает левую.

— Инсанис, всё хорошо, слышишь? Сейчас всё будет хорошо…

Видар лихорадочно скользит взглядом по собственным рукам, окрашивающимся в красный, по её лицу и глазам… сердце больно ударяется о грудную клетку. Из глаз исчезала осознанность, исчезал он, исчезала жизнь.

Кожу жжёт от того, с какой силой он пытался залечить рану. Но это всё равно, что пинать мяч об стену. Ему нужна ещё пара рук.

— Я… умираю? — отстранённый голос служит альвийским мечом.

Видар запускает когти глубоко в душу, стараясь подобраться к умирающему мозгу оттуда. Слишком пусто. Холодно. Безразлично.

Дьявол, если он отпустит руку, она умрёт сразу же, онне успеетеё исцелить. Нужен ещё один, хоть кто-то. Он крутит головой из стороны в сторону, но рядом только те, кто отражают удары.

— Только посмей! — рычит он.

Над его головой раздаётся громкий удар меча о меч.

— Давай же! — орёт Себастьян.

— Баш, ты нужен мне! — срывается в ответ Видар.

— Держитесь!

— Вы… спасаете… м…н…я?

Эсфирь поднимает взгляд на мужчину, что с силой зажимал ей шею. Он кажется безумно красивым, словно ангел спустившийся в мир нежити за грешной душой. В ярко-сапфировых глазах сверкает вселенская боль, и она корит себя за такой глупый вопрос. Она умирает на его руках, а он спасает. Конечно, спасает, иначе держал бы так крепко шею? Иначе смотрел бы таким взглядом?

Только… она не понимает, что случилось? Почему вокруг раздаются крики, стремящиеся проломить черепную коробку? Почему так пахнеткровью?

Глаза Видара застывают, всматриваясь в её. Глазные яблоки щиплет.

— Да. Я Вас спасаю.

Ложь, наглая ложь. И за это он ненавидит себя сильнее прежнего.

— УВас… оч-чень… краси… — она не может договорить, ощущая, как тонет в них.

— Красивые глаза. Да, Вы мне это говорили, — быстро шепчет он, так сильно прижимая ладони к области яремной вены, что она скорее умрёт от удушения, чем от потери крови.

Себастьян с лёту падает перед ними на колени, отшвыривая меч в сторону. Он без лишних вопросов укладывает ладонь поверх руки Видара, они резко меняют положение, словно делали так миллионы раз. По такому же принципу генерал подкладывает вторую.

Эсфирь последний раз мажет невидящим, чужим, взглядом по одному мужчине, второму и закрывает глаза.

Баш резко переводит взгляд на Видара, сдавленный выдох прокалывает грудную клетку насквозь. Он не успел. Впервые, оннеуспел.

Видар уставился невидящим взглядом на умиротворённое лицосвоей жены. Он не чувствовал, как дёрнулся кадык, как задрожал подбородок, как он с силой стиснул скулы, резко прикрыв глаза, словно испугавшись. Он медленно открывает глаза, не чувствуя, как губы сжались до онемения, не понимая, что кожа сгорает целыми участками от бесполезных попыток запустить заклинание исцеления.

Мир вокруг погас.

— Видар, хватит…

Но голос Себастьяна, как и общая какофония звуков — это лишь осколки, мириады осколков от того, что он слышал отчётливо внутри себя: мощные удары её сердца и холодное «Вы»…

— Видар, прекрати. Она… мертва.

— Онанемертва! — его холодный голос заставляет Себастьяна дёрнутся.

— Видар, всё. Это всё. Мы либо сейчас выигрываем войну, либо все ложимся в могилу. Она не для этого отдала тебе сердце.

Себастьяна словно ударяют наотмашь, когда он воочию видит хрустальную слезу, падающую с подбородка Видара на лицо Эсфирь. Король укладывает ладони под её скулы, склоняясь, чтобы поцеловать жену. В последний раз. А потом прижимается лбом ко лбу.

— Я вытащу тебя. Клянусь. Я найду способ. Ты же — моя выгода, помнишь?

Мокрая дорожка на его лице высыхает. Он аккуратно укладывает ведьму на бетон, поднимает кинжал, засовывая его нагрудный карман брони, а затем поднимается на ноги.

Солнечное сплетение заходится от трещин. Его земля потеряла Королеву и стремилась кануть в небытие следом, принося катастрофичные разрушения Первой Тэрре и его внутренностям…

— Сложить оружие! — ледяной голос пронзает иглами насквозь. — Я преклоняю колено!

40

«Когда враг не сдаётся, его уничтожают»

«Трудно быть богом», А. и Б. Стругацкие

Я преклоняю колено.

Себастьян во все глаза смотрит на выжившего из ума брата. Видар выглядел чрезмерно расслабленным, но Себастьян знал — это пустое. Он видел его выражение лица несколькими минутами ранее. И видел точно такое же сотню лет назад. Его лучший друг, не кровный брат, окончательно утонул в ненависти к себе, разрушил себя вместе с основанием, не оставив ничего после. Но с чего он, демон его раздери, решил, что страна заслуживает такой же участи?

Себастьян пытается подорваться за ним, но застывает над подругой. Только сейчас осознание до конца проникает в рассудок. Еёнет. Как и не стало и какой-то части их дома. Как и не стало самого Видара и частички каждого альва…

Он неосознанно укладывает ладонь на её щёку, поражаясь, насколько та оказалась холодной за каких-то несколько минут. Впервые Себастьян видел лицо Эсфирь таким: блаженно-спокойным. И это спокойствие добило его окончательно.

Я преклоняю колено.

Изекиль не удерживается на ногах, спотыкаясь и падая на пол. Она резко разворачивается на спину, выставляя перед собой меч. Жмурится лишь на секунду, думая, что удар виском пришёлся слишком сильным и у неё попросту голосовые галлюцинации. Изи хмурится, понимая, что атака на неё прекратилась, а нападающий салам застыл в ожидании приказа от Генерала Узурпаторов. Проследив взглядом за солдатом, она увидела, как Видар расслабленно, слегка усмехаясь шёл прямиком к Генералу, как последний посылал каркающий смех телам за спиной её короля. Брайтону Бэриморту, что опасно неподвижно лежал в противоположном конце зала и Эсфирь Рихард, что слепо следовала примеру старшего брата, так же затаившись в руках Себастьяна.

Изи судорожно выдыхает, когда видит посеревшее лицо Баша. И кажется, её собственное сердце разбивается на мириады осколков.

Я преклоняю колено.

Тело Паскаля немеет. Единственное, что спасает от стремительно летящего к шее меча — другой меч, вероятно, союзника. Но до этого нет совершенно никакого дела. Всё вокруг меркнет и концентрируется на двух ярко-алых сгустках волос: старшего брата и младшей сестры. Ему хочется завыть, разодрать глотку криком, но вместо этого он чувствует на языке острые осколки стекла, что со слюной застревают в горле,