перемещается остриём ко лбу.

— Так хотите? — она слышит ледяной голос. — Или может, так? — кончик лезвия скользит по коже, оставляя за собой тонкую алеющую полосу, а затем базируется на шее.

Толпа беснуется от удовольствия, а Тьма смотрит прямиком в глаза Эсфирь, растягивая губы в безумной улыбке.

Эсфирь вдыхает воздух, из последних сил стараясь не показать боли: ни душевной, ни физической. Ещё немного, она дождётся, пока брат искупается в последних овациях и вырвет его сердце. Затем своё. Главное, быстрота и реакция, чтобы никто не успел к ним подойти. Главное, помнить, знать, чувствовать, как оналюбитего.

Брайтон проводит остриём ниже, прямиком к сердцу сестры, что бьётся как оголтелое. Свободной рукой он хватает её руку, укладывая на рукоять кинжала по верх своей.

— Ну-ну, не дёргайся, — гадко улыбается он. — Сейчас мы всем покажем, какая тыбессердечная.

Сейчас.

Брайтон замахивается вместе с её рукой.

Глаза Эсфирь вспыхивают безумным пламенем.

Входные двери зала разлетаются в стороны.

Васильковые радужки впиваются в её лицо.

Темнота заползает внутрь.

Правую руку простреливает адская боль, а саму её толкают за голову корпусом вниз.

Внутри что-то разрывается, натягивается так сильно, а потом оглушительно трещит.

Боль разъедает грудную клетку. И она не может понять, кому именно эта боль принадлежит.

Скованный выдох за её спиной служит призывом к тишине, от которой режет барабанные перепонки.

— Нет! — надломанный крик ударяется в потрескавшиеся окна.

Но к чему именно относится надлом: к тому, что брат решил покончить с собой от её руки? Или потому что, пришёл тот, кого здесь быть не должно? А, может, потому что Тьма что-то поняла, иначе бы её выражение лица не стало таким кровожадно-голодным? Или чей-то крик относится к тому, что Эсфирь не успела среагировать, потому что её отвлекли? Или потому, что увидела кинжал в собственной руке? Или потому, что всё солнечное сплетение будто порвали на мириады лоскутов, нещадно разорвав каждую нить? Много позже осознание того, что этоеё крик, накроет лавиной, собьёт с ног, выпотрошит внутренности, осядет пеплом на лёгких, но сейчас…

Сейчас она смотрит, как Брайтон улыбается кровавой улыбкой, а затем, опускается на одно колено, как в далёком детстве, и склоняет голову перед своей королевой. Кинжал выпадает из рук. Вокруг начинается самая настоящая бойня, поднимается пыль, она слышит капли крови, чувствует боль, что оставила былая родственная душа, знает, что Видар ощущает тоже самое, но… но смотрит на то, как старший брат заваливается на бок, задыхаясь в хриплом кашле.

— Нот… Нет-нет-нет…

Кромешная тьма окончательно заволакивает зал, заползает во внутренности, душу, но Эсфирь почти срывает глотку в безмолвном вое. Её внутренности разодрали, сердце изорвали в лоскуты, а кожу срезали заживо. Дикая боль переломала каждое ребро.

— Эф…фи-Лу, я…

— Нет-нет, молчи! Слышишь! Молчи! Я не хочу терять тебя, слышишь? Я не хочу терять тебя!

— Ты не… не… по…е…ря…шь…, — он слабо улыбается, закрывая глаза.

Рука, что до этого момента сжимала её ладонь, расслабляется. Последний выдох застывает в дрожащих ресницах.

Кто-то слишком сильный оттягивает ведьму за волосы, а Эсфирь, чудом сориентировавшись, успевает подхватить кинжал и с разворота вогнать его прямиком в глаз.

— Он у меня всё равно не видит, — хрипит в ответ голос, принимая облик Тьмы. — Тем более, в такой кромешной черноте, стараниями твоего альвийского короля, видеть мне не нужно! Мне нужна только твоя кровь!

Эсфирь вспоминает цвет его глаз. Васильки после дождя. Она оглядывается, пытаясь найти что-то похожее в кромешной темноте. Но вокруг только крики, лязг мечей, запах крови.

Кровь. Она вспоминает, что на её руках кровь брата. Это сводит с ума. Она хочет сбежать в свою память, где ещё живёт Брайтон, где он не поступилтакбезрассудно. Где он не разорвал родственную связь. Где он, демон его дери, жив. Жив.

— Как интересно вышло. Братец, что сам разорвал вашу связь. Ты с сердцем у меня под носом… И мальчишка, что владеет магией душ и пытается убить моего братца. Кинжал, чьё лезвие вкрови твоего родственника. Я думала, что со стечением веков вы умнеете, но нет…

Тьма приближается к ведьме, внимательно смотря в океаны боли, замёрзшие в глазах.

— Эсфирь! Стой!

Голос Видара топит образовавшуюся корку льда. Ведьма моргает, а затем вскидывает руки вверх.

— Хочешь мою кровь? Тогда справься сначала с её магией! — шипит она, направляя в Тьму опасный поток энергии.

Тьма с диким воплем растворяется в черноте, а Эффи пытается свыкнуться со мраком, но кажется, что ей просто выкололи глаза.

— Эффи! — снова его голос, ближе, чем в первый раз.

— Видар! — хочется сорвать глотку в крике, но выходит лишь слабый шёпот.

Её хватают за руку, Эффи изворачивается, уже заводит свободную руку для удара, как запах ежевики, ментола, крови и пота ударяет в нос.

— Тише-тише, это я, инсанис. Где она?

— Н-не знаю…

Страшная боль ломает его рёбра, но это совершенно ничего не значит. Не когда Эсфирь, задыхаясь, падает в его объятия, не когда он чувствует дрожащее сердце, что несмотря на разорванную связь, стремится к нему в грудную клетку. И ему следует сорваться за Тьмой, следует выбрать спасение остальных, следует так много, но он делает шаг навстречу ведьме, сгребая её в объятия. Он не может оставить её ни сейчас, ни когда либо ещё.

Видар судорожно выдыхает, сдерживая в грудной клетке адскую боль. Нашёл.

В первые за всё существование, он выбрал не страну. Выбралеё. Сорвался за ней в ту же секунду и промедли он хотя бы какое-то время, выверяя план и собирая более внушительную армию, то попросту бы не успел. В короткий срок, воспользовавшись собственным зельем, он смог перенести лишь небольшую группу лучших солдат в Ад. Это уже отняло львиную долю сил, так как в обычных условиях — одно зелье могло успешно перенести лишь одного человека, речи о тридцати восьми солдатах и быть не могло. Но Кровавый Король оказался упорным.

Видар усиливает действие душ, подпитывая каждого бойца. И хотя это даётся намного сложнее, чем по началу, он знает, что ему есть ради кого держаться. Ради кого сражаться. Он больше не один.

Оба тяжело дышат, словно не веря, что происходящее — правда.

— Найти их! — рёв Генерала разбивает все сомнения ведьмы.

Она протягивает ладони к его лицу, словно пытается прикосновениями нарисовать портрет в темноте.

— Спокойно… — Видар замирает, заставляя замереть и ведьму.

Поток энергии вихрем пролетает в опасной близости с виском Видара, он дёргает Эсфирь в другую сторону, без труда ориентируясь в темноте. Единственная цель — привести её в чувства. Видар находит