– Мой кузен слишком простодушен, чтобы не сделать того, что ему велели, – ответила она, силясь не заплакать. – Не говорите мне, какое наказание ему назначили.

– Так требует закон, – мягко проговорил Генрих. – Но я заменю мучительную казнь на усекновение головы, принимая во внимание его статус и родство с вами. Все произойдет быстро.

Быстро, но жестоко. Ужасная смерть, особенно когда виновный не понимает в полной мере, что плохого он сделал. Елизавета отвернулась, чтобы Генрих не видел катившихся по ее щекам слез. Бедный Уорик, бедный простодушный парень, он ни разу в жизни не причинил никому вреда намеренно, единственное его преступление состояло в том, что в его жилах текла королевская кровь. Она подумала о сестре Уорика Маргарет, которая жила в счастливом браке с сэром Ричардом Полем, главным джентльменом личных покоев принца Артура; смерть брата станет для нее потрясением. Елизавета пожалела, что не находится в Ладлоу, она могла бы утешить бедняжку.

Тем временем ей приходилось тратить много сил на то, чтобы успокоить Кэтрин. Молодая женщина потеряла рассудок от горя и решила идти в Тайберн[35], чтобы в последний раз увидеть мужа.

– Не ходите! – уговаривала ее Елизавета. – Вы будете помнить то, что увидите, до смертного часа.

– Но я должна! – возразила Кэтрин, и никто не мог ее удержать.

Утром в день казни она отсутствовала на своем обычном месте в церкви, и накидка пропала с крючка в ее комнате. Елизавета перекрестилась и вознесла мольбу о том, чтобы Кэтрин упала в обморок и не увидела, как потрошат ее мужа. Ужасно было представлять такую казнь, а уж видеть ее своими глазами…

Однако по возвращении Кэтрин была спокойна.

– Король изменил наказание, – сказала она столпившимся вокруг нее дамам. – Мужа притащили к виселице на волокуше. Один человек сказал мне: это потому, что он больше недостоин ступать ногами по земле. Но его просто повесили, и, к счастью, все произошло быстро. Некоторые зрители говорили мне, что это может занять четверть часа. Слава Господу, столько времени не потребовалось. Перед тем как ему накинули петлю на шею, он поклялся в том, что он не сын короля Эдуарда, и попросил у Бога и короля прощения за свой обман. Но, о Господи…

Кэтрин разрыдалась, и Елизавета обняла ее, а другие дамы запричитали, пытаясь утешить несчастную женщину, хотя какое тут могло быть утешение. Наконец Елизавета послала за доктором Льюисом, и тот дал Кэтрин снотворного, которое вскоре подействовало.

Сидя рядом с Кэтрин, нашедшей убежище от горя во сне, Елизавета размышляла, почему Генрих изменил наказание? Сделал он это из гуманности или потому, что Уорбек иностранец и по браку родственник короля Якова? Или же он проявил милосердие, так как Уорбек невольно помог ему отправить в мир иной Уорика? А еще ее неотступно преследовала мысль: уж не питает ли Генрих до сих пор сомнений насчет истинного происхождения Уорбека? Но все-таки сам Уорбек перед смертью отрицал свое родство с королем. Ожидая с минуты на минуту суда Божьего, едва ли он стал бы лгать, и ей тоже пора перестать мучить себя.

Вечером Генрих сообщил Елизавете, что казнь Уорика состоится через шесть дней на Тауэрском холме. Она хотела быть там, чтобы оказать кузену хотя бы малую поддержку в его последние минуты, но об этом не могло быть и речи, к тому же Елизавета понимала, что сделает для него гораздо больше, если останется в церкви и будет молиться за его нежную душу. Однако она сильно терзалась в день его смерти и простояла на коленях много часов, упрашивая Господа проявить милость к невинному, которому выпало так мало земного счастья.

Елизавета пыталась не винить Генриха, который оказался в очень сложном положении и, казалось, старался как мог умилостивить ее, после того как пролил кровь Уорика. Он даже заплатил за похороны казненного в приорате Бишам рядом с могилой его деда Делателя королей. Однако Елизавета продолжала подозревать, что этот заговор таил в себе больше, чем рассказал ей Генрих. О нем стало известно так вовремя, так кстати. Но что ни говори, а заговорщики совершили измену. Только напоминать об этом Кэтрин не имело смысла, она была безутешна.

Напряжение плохо сказалось на Генрихе. После казни он заболел, находясь в Уонстеде, в Эссексе, да так сильно, что Елизавета опасалась, как бы ее супруг не умер. Однако Господь не посчитал уместным лишить ее мужа, а Англию – короля, и Генрих вскоре поправился. Елизавета была с ним, когда дон Педро де Айала, испанский посол, приехавший в Англию помогать в организации брака, явился поздравить короля с выздоровлением.

– Я прибыл бы раньше, ваше величество, но вы плохо себя чувствовали. Мои суверены обрадуются, когда узнают, что вам лучше. Им было весьма приятно услышать, что это королевство теперь более стабильно, чем за все последние пять сотен лет, после того как недавняя измена была должным образом пресечена во имя Господа, и я заверил их, что здесь больше не осталось ни капли сомнительной королевской крови, только истинная кровь ваших величеств и принца Артура.

Генрих склонил голову, выражая признательность, а Елизавета вновь забеспокоилась. Уж не стоял ли за последним заговором сам Фердинанд? Не он ли убедил Генриха в необходимости избавить королевство от изменников? Или Генрих сам проявил инициативу? И все же она не понимала, как он мог бы достигнуть желаемого результата, если бы Уорик и Уорбек каким-то образом не были вовлечены в изменнический сговор. Ей хотелось спросить об этом Генриха, но она не смела – и не желала знать ответ.

Глава 20

1500–1501 годы

Наступил 1500 год, заря нового столетия. Генрих прочно сидел на троне, и принцы христианского мира спешили заручиться его дружбой. Он принес покой королевству, раздираемому гражданской войной, его казна была полна, и он триумфально заключил союзы с Испанией и Шотландией. Но его не любили, введенные им налоги были весьма обременительны. Подданные хотели мира и военных побед, но не желали платить за них. Люди говорили о золотом веке, который наступит в правление короля Артура.

Зима выдалась мягкой – даже слишком, так как она не уничтожила чуму, бушевавшую в Лондоне месяцами. Из-за этого приезд инфанты отложили до следующего сентября, когда Артуру исполнится четырнадцать и он достаточно повзрослеет – даст Бог – для брака. Генрих тратил огромные суммы на подготовку к приезду невесты и к свадьбе.

Весной, чтобы избежать заражения, Генрих отвез Елизавету в Кале, последний сохранившийся форпост английской