– Я не понял тебя, Тема. О какой это ты жизни ведешь речь?

– Ну, как же. После катастрофы вертолета мне выпала новая жизнь. Это, как подарок судьбы. Думаю об этом уже несколько дней. По всему выходило, что я должен был вместе со всеми погибнуть. А выжил.

– Считается, что при рождении каждый получает своего Ангела-Хранителя. Вот и благодари его, что сохранил твою жизнь. Он у тебя очень заботливый, не оставил в беде. Так что, Артем, выброси все эти дурацкие мысли из головы. Живи и радуйся!

– Если это так, то этот Хранитель уже спасал меня в Афгане, как минимум пять раз. Когда-нибудь ему это надоест. Сколько можно меня «за уши» вытаскивать из смертельных ловушек?!

– Вот видишь! Не зря тебя все в роте называли Счастливчик. Такое прозвище дается не просто так. Мне еще про тебя командир взвода рассказывал. Ты, наверное, по жизни был таким «везунчиком». Я прав?

Раненый завозился под простыней, пытаясь хоть немного изменить положение тела. Устал лежать все время на спине. Тяжелый гипс сковывал всю правую ногу и левую руку, согнутую в локтевом суставе. Через пару минут он успокоился и посмотрел на офицера, сидящего на табуретке у его постели.

– А какое сегодня число, товарищ старший лейтенант?

– Пятое июля. Пять дней ты был в «отключке». Но, Слава Богу, неделю назад пришел в себя. Теперь все врачи успокоились. Можно через день-другой эвакуировать в Кабул. А оттуда и дальше переправят. Увидишь своих родителей.

– Нет у меня родителей. Да и везунчиком я никогда себя не считал.

Солдат закрыл глаза, проглотил «ком в горле». Потом попросил попить. Старший лейтенант Невский поспешно подал стакан с тумбочки, приподнял голову парня.

– Извини, я не знал. А что случилось с твоими близкими?

Артем вытер здоровой рукой губы, опустил голову на подушку. Блуждающим взглядом окинул пустые кровати в палате – пока он лежал здесь один.

– Если вы не торопитесь, то я мог бы о своей жизни вкратце рассказать. Сами потом оцените, насколько мне везло.

– Время у меня есть. Я ведь привез на консультацию больного из нашей медроты, теперь с ним хирурги разбираются. Мы подозреваем у него кишечную непроходимость. Но здесь специалисты опытнее, они и скажут свое окончательное слово. Я пока забежал тебя проведать. Как-никак в одной пустыне с тобой «жарились» на солнышке. Я вернулся на свое прежнее место пять дней назад. Закончилось мое прикомандирование в вашем третьем батальоне. Вернулся из отпуска штатный врач Порохневич, теперь он будет лечить-спасать раненых и больных. В отпуске сил он поднакопил изрядно. Пусть трудится. Так что рассказывай.

Артем задумался на пару минут – сложно это, когда требуется вкратце рассказать о своей жизни. Потом набрал в грудь побольше воздуха и начал «выдавливать» из себя короткие фразы, постепенно успокаиваясь:

– Родом из Красноярска… Жил на улице Никитина… Дом номер 1 «б»… Квартира… Впрочем, не важно… Там прошло мое детство с рождения… А родился 27 октября 1963 года. Один ребенок в семье. Нормально учился в школе. Отец у меня был военным. Полковник. Преподавал в нашем Красноярском радиотехническом училище, старший преподаватель на кафедре общей тактики. Мама моя работала учителем географии в средней школе. Жили нормально. Я ни в чем не нуждался.

Вот, вы сказали, что, мол, по жизни я был везунчиком. Нет. Как раз наоборот. Я умудрялся притягивать к себе неприятности. Играем с пацанами в футбол во дворе. Я пинаю по мячу – он влетает в окно. И так за лето бывало по несколько раз. Все считали, что я это делаю нарочно, от отца я частенько получал его офицерским ремнем. Обидно. Постепенно я и сам делал вид, что специально окна бью. Снискал славу «бесшабашного», бесстрашного парня. А еще я прятался в шкуру весельчака. От меня так и ждали какой-нибудь «хохмы». Но, оставаясь один, я со стыдом вспоминал свои «проделки».

Как-то в пятом или шестом классе на большой перемене все пацаны из нашего класса залезли за яблоками в сад – рядом со школой стоял большой частный дом за высоким забором. Нарвали яблок, а больше переломали веток. А в эту перемену я как раз сбегал домой за тетрадкой по русскому, забыл ее. Возвращаюсь, уже звонок прозвенел на урок. Тут директор школы срочно объявляет построение классов в коридоре. Это, оказывается, хозяин яблонь прибежал к нему жаловаться. Он засек воришек из школы нашей, когда те убегали.

Стоим, я вообще не в теме, что произошло. Директор, завуч по воспитательной работе, старшая пионервожатая, пострадавший дедок стоят перед нами. Тут и до меня стал доходить смысл происходящего. Совестят, мол, выйдете подобру и признайтесь, кто учинил разбой. А завуч меня давно невзлюбила как-то. Смотрит прямо на меня и говорит, что без Мовчана тут явно не обошлось. А потом назвала меня трусом, раз боюсь признаться. Вот я и вышел перед строем. Один… Никто из наших героев так и не вышел после меня. Вот они и оказались настоящими трусами. Самое смешное, что и дедок этот, якобы меня узнал. Смех. Я так прямо и заржал, стоя перед строем. Короче говоря, весь разгром в саду на меня и повесили. Мне поставили двойку по поведению за первую четверть, вызывали на педсовет. А отца заставили этому дедку возместить ущерб. Уж, не знаю, чего это стоило, но дед отстал.

Одна пионервожатая не поверила в мою причастность, все допытывалась, зачем я взял на себя чужую вину. Она вроде видела, как я побежал домой после звонка, мы с ней жили в одном доме в соседних подъездах. Она и завучу об этом пыталась говорить. Та не поверила. Потом Елена Александровна, пионервожатая, сказала мне, что я – настоящий мужчина, а все остальные – «тряпки». Я очень гордился такой оценкой. Ради этого стоило пострадать. Признаюсь, был я тайно влюблен в Леночку (так я ее про себя называл). Да, а многие парни из класса потом извинялись передо мной. У каждого масса причин нашлась, почему не могли признаться.

Так я и проучился в школе, частенько незаслуженно получая наказания. Но я привык. Даже не обижался. Впрочем, вспоминая все это сейчас, даже смешно становится. Разве это неприятности. Нет, это просто «легкие щелчки по носу».

После школы отец хотел, чтобы я поступил в военное училище, в котором он преподавал. Я особенно не рвался надеть погоны на всю жизнь. Но и отца побаивался. Он только просил хорошо окончить школу, желательно без троек, а дальше я без проблем поступлю в военное училище.

Учился я и, правда, хорошо. Выпускные экзамены сдавал на четыре и пять. «Слетел» только на алгебре. Не знаю, что на меня нашло, но в решении одного неравенства я взял и отбросил знаменатель, решил в таком виде уравнение. У нас разрешалось выходить из класса в туалет, оставляя тетрадь учителю. Вот и пошел я вскоре. Возвращаюсь, а в коридоре ко мне бежит наша учительница по математике Роза Соломоновна. Говорит, мол, что я допустил грубую ошибку, просит все внимательно проверить, перерешать одно уравнение. Она ко мне очень хорошо всегда относилась, они с моей мамой дружили много лет. Я вошел в класс, забрал тетрадь, проверил все внимательно, не нашел, на мой взгляд, никаких грубых ошибок. Решил оставшиеся примеры и сдал свою тетрадь.