страх. Животный, инстинктивный. Какой бывает, только когда смерть смотрит прямо на тебя.

И тогда всё вокруг потемнело, осунулось, искривилось яркими линиями, словно мыльные разводы в тазе с водой.

И Элиза почувствовала, как падает на пол.

Глава 17. Кровь. Часть 3

Элиза очнулась в движущемся экипаже.

Услышала стук колёс по камню, разрезающий тихий шум города. Почувствовала запах кожи, которой было обито пассажирское сиденье. Лёгкий аромат цветочного парфюма, которым пользовалась Оливия.

Она подняла тяжёлую голову.

— Доктор сказал, что вам ничего не угрожает, — Оливия пристально смотрела на неё, и в темноте экипажа Элиза видела, как напряжённо и взволновано поблёскивают её глаза. — Сказал, что с вами всё будет в порядке.

Элиза привстала. Затем села. Горло нарывало. Голова была тяжёлой, а мысли в ней жужжали, словно рой пчёл.

— Да... — отозвалась она хриплым, нездоровым голосом. Произнесла эти слова скорее просто, чтобы убедиться, что до сих пор в состоянии говорить. И что проклятая болезнь всё ещё не убила её. —Наверное, я просто переутомилась...

— Что произошло? — спросила Оливия. Не так, как справляются о здоровье. Но так, как беспокоятся о тайне, которую кто-то тщательно старается скрыть.

— Я хотела убедиться, что с последним больным всё будет в порядке... А затем... Похоже, я просто потеряла сознание.

— Цинт услышал крик, — недоверчиво произнесла Оливия, не сводя с неё взгляд. — Тот юноша. Он... что-то сделал? Напал на тебя? Даже, несмотря на то, что он при смерти, я не позволю кому-то...

— Нет... — Элиза сказала это, хотя на самом деле была совершенно не уверена, что говорит правду. То, что она помнила, было сложно охарактеризовать как-то, кроме нападения. Но... Было и ещё кое-что, в чём она была не уверена. В том, что увидела сразу после. — С ним... Всё в порядке?

Оливия вздрогнула и отвела глаза. Элиза знала, что этим вопросом задела тонкую струнку её подозрения, и та завибрировала внутри девушки, зазвучала громче, играя долгую напряжённую ноту.

— Думаю, да... — голос Оливии остался почти невозмутимым. — Похоже, его раны не такие серьёзные, как говорил Элрик.

Она не стала уточнять, а Элиза спрашивать. И так было понятно, о чём речь. Порезы юноши затянулись, губа срослась, шишка на веке стала едва заметной. Вполне вероятно, с его внутренними повреждениями случилось тоже самое.

Это было невозможно. И всё же Элиза видела, как это произошло. И даже участвовала в этом.

Оставшийся недолгий путь они провели в тишине. Затем снаружи зафыркали карусы, и экипаж замер. Незнакомый ей человек открыл дверцу, ногой откинул лестницу из двух металлических ступеней, и Элиза на дрожащих ногах спустилась на тротуар возле ворот собственного дома.

Оливия молчала. Она не сказала ничего даже, когда Элиза развернулась и медленно зашагала прочь, позволяя вознице самому захлопнуть за ней дверь экипажа. Не стала спрашивать, вернётся ли Элиза завтра, или когда-нибудь вообще. И Элиза была этому рада.

Когда она подошла к воротам своего особняка, двое стражников вышли ей навстречу, встревоженные подъехавшим экипажем. Она тихонько улыбнулась им, и мистер Ривз, один из стражников, подхватил её, хоть это и было вопиющим нарушением этикета, а его напарник, мистер Бланки, осведомился, стоит ли послать кого-то за доктором, а затем принялся ворчать и теребить свои густые усы.

— Это не моя кровь, — сказала им Элиза, хотя совершенно не была в этом уверена. Однако мысль о том, чтобы ждать приезда доктора, говорить с ним, терпеть его осмотр, казалась ей невыносимой. Кроме того, существовала вероятность, что её отвезут в больницу Оливии или в место и того хуже.

Её ответ не удовлетворил ни одного из стражников, однако исполнительность не позволила им начать спорить. Они отвели её к крыльцу дома, провели через прихожую и помогли избавиться от халата сестры милосердия. Увидев её окровавленное платье, мистер Бланки снова попытался настоять на поездке в больницу, но Элиза остановила его, а затем жестом велела всем удалиться. Наверняка в обычных обстоятельствах, они бы не послушали, но сейчас на кухне горел свет. А значит, Персиваль был дома и не спал, дожидаясь её.

Элиза поспешила снять платье и запихнула его между двумя обувными тумбами — утром она его просто сожжёт. Переоделась в первое попавшееся. Прошла в гостиную, затем на кухню.

Персиваль сидел за столом. Он изменился — сбрил бороду, помылся и надел чистую одежду. А на столе перед ним лежал новый мундир.

— Тебе... вернули должность? — спросила Элиза, переступая порог, и Персиваль вздрогнул от неожиданности, хотя сидел лицом к двери и должен был её увидеть. Затем он провёл ладонью по мундиру — похоже, не в первый раз, — и долго молчал, словно размышлял над ответом.

Наконец Персиваль вздохнул и поднялся. Подошёл ближе к ней и улыбнулся, натянуто, но тепло. Так он делал, когда пытался порадовать её, стать ближе.

— Меня взяли обратно на службу, — сказал он. — Пока что посижу в штабе, а там посмотрим.

— В штабе? — Элиза округлила глаза. И только теперь получше осмотрела новый мундир. — Это же нашивка подполковника!

Персиваль ещё раз улыбнулся. Уже искреннее и печальней.

— Подожди-ка, — задумалась она. — Тебя повысили на следующий же день после того, как сняли с должности? Назначили вместо твоего отстранённого командира? Ты не боишься того, что скажут об этом люди? И что скажет уволенный вместе с тобой подполковник?

Она увидела, как по лицу Персиваля пробежала странная тень. Будто это он вдруг на мгновение оказался в хосписе для смертельно больных; оказался среди призраков, которые когда-то были людьми.

— Подполковника Альбрехта Орсела убили прошлой ночью, — сказал он. — И... Видимо наши с ним разногласия остались в прошлом.

— Боги, это... — Элиза похолодела. — Это ужасно, Перси. Ты в порядке?

— Я... Пока ещё не понял.

Она вздохнула. Переключиться с собственных, тягучих и липких воспоминаний на чужие проблемы показалось ей практически наслаждением:

— Мне не нравится это назначение, — призналась она. — Будто тебя хотят использовать, чтобы отвлечь внимание. Жутковато, ты не находишь? Не думаешь, что стоит отказаться?

Персиваль удивлённо поднял бровь. И было в этом что-то вызывающее.

— Если честно, моего мнения никто не спрашивал. Я думал, ты будешь рада. В конце концов, ты всегда хотела, чтобы я служил в штабе, а не на флоте.

— Я не хотела, чтобы ты умер,