Хор пропел «аминь», и он быстро переключил телевизор на другую, не важно какую, программу и склонился над пультом, делая вид, что изучает его, пытаясь вернуть самообладание. Когда он повернулся к остальным, внешне он был абсолютно спокоен, но ему казалось, что все видят комок боли, набухающий и ворочающийся в его груди.

Зять все еще шумел.

– Мы должны их аннексировать, – доказывал он, – и только так! Договор трех планет – вздор! Как они смеют указывать нам, что мы можем и чего не можем делать на Марсе?

– Но, Эд, – примиряюще произнес Талли, – ведь это их планета, не так ли? Они были там первыми.

Эд не обратил на его слова никакого внимания:

– Разве мы спрашивали индейцев, нравится ли им наше присутствие в Северной Америке? Никто не имеет права цепляться за то, чем он не способен распорядиться как следует. Если правильно использовать Марс…

– Это твои собственные теории, Эд?

– Это были бы не теории, если бы наше правительство не было кучкой безвольных баб. «Права коренных жителей», вот еще! Какие могут быть права у сборища дегенератов?

Сондерс вдруг поймал себя на том, что сравнивает Эда Шульца с Кнатом Суутом, единственным марсианином, которого он близко знал. Интеллигентным Кнатом, который по земным меркам был уже стариком, а среди марсиан считался юношей. Кнат… Да, Кнат часами мог сидеть рядом с другом или хорошим знакомым, не говоря ни слова, потому что слова были не нужны. Марсиане называли это «расти вместе» – так «росла вместе» вся их раса, и до появления землян они не нуждались в правительстве.

Сондерс однажды спросил друга, почему тот практически ни к чему не стремится и довольствуется столь малым. Прошло больше часа, и Сондерс уже начал сожалеть о своем любопытстве, когда Кнат наконец ответил:

– Мои отцы трудились, а я устал.

Сондерс поднял голову и посмотрел зятю в глаза:

– Они не дегенераты.

– Да ну? А вы, конечно, эксперт в этом вопросе!

– Марсиане не дегенераты, они просто устали, – твердо повторил Сондерс.

Талли ухмыльнулся. Зять, заметив его ухмылку, помрачнел:

– Откуда вы знаете? Вы были на Марсе?

Сондерс спохватился, что утратил бдительность.

– А вы? – осторожно спросил он.

– Это к делу не относится. Лучшие умы соглашаются, что…

Разговор перестал занимать Билла, и он решил больше не возражать, только с облегчением вздохнул, когда Талли заметил, что всем им утром рано вставать и, наверное, пора уже готовиться ко сну.

Билл пожелал миссис Талли спокойной ночи, поблагодарил ее за чудесный обед и отправился за Талли в гостевую комнату.

– Эд – наше семейное проклятье; единственный способ избавиться от него – уйти спать, – извинился Талли. – Живи у нас сколько захочешь. – Он подошел к окну и открыл его. – Здесь тебе будет хорошо спаться. Мы живем достаточно высоко, и воздух у нас действительно чистый. – Он высунул голову в окно и несколько раз глубоко вдохнул. – Ничто не заменит свежий воздух, – добавил он, отойдя от окна. – В душе я до сих пор остаюсь деревенским парнем. Что с тобой, Билл?

– Ничего. Абсолютно ничего.

– Мне показалось, что ты побледнел. Ну ладно, спокойного сна. Кровать разбудит тебя в семь. Ты сможешь хорошо выспаться.

– Спасибо, Джо. Спокойной ночи. – Как только Талли вышел из комнаты, он собрался с силами, подошел к окну и закрыл его. Затем, обливаясь потом, включил вентиляцию и опустился на край кровати.

Билл долго сидел так, выкуривая сигарету за сигаретой. Он понял, что ошибся, полагая, будто обрел внутреннее спокойствие. Впереди его ждали стыд за самого себя и мучительная, непроходящая душевная боль. Теперь он всегда будет пасовать перед такими ничтожествами, как Эд Шульц, – лучше бы вообще не выйти живым из той передряги с «Валькирией».

Наконец он достал из кармана упаковку снотворного и лег, проглотив сразу пять таблеток. Потом заставил себя встать, чуть приоткрыть окно и отключил сенсоры кровати, чтобы она не гасила свет, когда он ляжет.

Вскоре пришел сон. Он снова был в космосе – на самом деле он никогда с ним и не расставался. Он был счастлив, как человек, который проснулся и обнаружил, что все дурное, что с ним происходило, было лишь страшным сном.

Его разбудил плач. Сначала Билл испытал лишь легкое беспокойство, но затем почувствовал, что нужно что-то предпринять. Именно из-за этого плача ему начал сниться момент падения. Но для него это был не сон, а реальность. Биллу снилось, что его руки цепляются за скобы, скользят, соскальзывают, а под ногами нет ничего, лишь черная пустота космоса…

Он проснулся, судорожно ловя ртом воздух, и увидел, что лежит на кровати в квартире Джо Талли, а в комнате горит яркий свет. Но плач ему не приснился – он продолжался.

Билл потряс головой, затем прислушался. Это была не иллюзия. Он понял: это была кошка, вернее, котенок.

Билл сел на кровати. Даже если бы он не разделял традиционной любви космонавтов к кошкам, он бы все равно пошел разузнать, в чем дело. Но он любил кошек как таковых, не говоря уже об их чистоплотности на кораблях, их легкой адаптации к смене ускорения и тому факту, что их присутствие избавляет корабль от других существ, которые следуют за человеком, куда бы тот ни отправился. Поэтому Билл быстро встал и отправился на поиски.

Беглый осмотр показал, что в комнате котенка нет, а слух подсказал, что звук доносится через слегка приоткрытое окно. Билл замер от испуга и попытался собраться с мыслями.

Он говорил себе, что от него ничего не требуется, звук, вероятно, доносится из соседнего окна. Но понимал, что лжет самому себе – звук был слишком близко. Каким-то загадочным образом котенок очутился прямо за окном, на высоте тридцать пятого этажа.

Билл снова сел и достал сигарету, но она сломалась в его дрожащих пальцах. Он уронил ее на пол, встал и сделал шесть напряженных шагов к окну – он шел так, словно его сильно толкали в спину. Затем опустился на колени, широко распахнул окно и, крепко зажмурив глаза, ухватился за подоконник.

Через некоторое время его перестало трясти. Билл открыл глаза, задохнулся и вновь зажмурился, потом снова открыл их, стараясь не смотреть на землю и звезды. Он был почти уверен, что котенок сидит на соседнем балконе прямо за окном, – это казалось единственным разумным объяснением. Но выяснилось, что балкона нет, нет ничего, где, по логике вещей, мог находиться котенок.

А мяуканье становилось все громче, будто бы оно доносится прямо из-под ног. Все еще держась за подоконник, Билл медленно опустил голову и заставил себя посмотреть вниз. Под ним, примерно в трех футах ниже окна, здание облегал узкий карниз. На нем сидел несчастный, жалкий котенок. Он посмотрел на человека и мяукнул.

Билл понимал, что если он ухватится одной рукой за подоконник, то сможет достать котенка, высунувшись по пояс из окна, – но он не сможет себя заставить это сделать. Он прикинул, не позвать ли Талли, но решил, что не стоит. Талли был ниже его ростом и наверняка не смог бы достать котенка таким образом. К тому же спасать котенка надо было срочно, иначе этот пушистый дурачок попытается прыгнуть и сорвется вниз.