— Но… сколько кровь можно? Была уже…

— Не знаю. Но по-другому эта спящая красавица не очнется, нет! Очевидно, надо упасть до конца, чтобы начать подниматься, вот как в Грузии было… А сейчас идет организованное ограбление не только всего народа, но и всех будущих поколений, которые будут бродить в темноте по холодной пустыне, где время от времени что-то будет гореть и взрываться… О, их мамин гробин крышкин гвоздик!.. Знаете, у бабушки в деревне стояло во дворе засохшее дерево — его начисто выели короеды. Вот и нынешние — такие же гады, выжирают всё изнутри, оставляя одну оболочку, мертвый остов, видимость… Зачем хоррор-фильмы, зачем этот, как его, Тарантело, если есть такая страна?.. А в глубинке всё куда страшней, средневековье… Обирают население, причем навсегда, не оставляя места будущему. Это ли не фильм ужасов, который не снился ни Петру, ни Сталину? Не поверите, но искренне обидно, хотя что я — пришёл и ушёл?.. Их бы надо в тюрьму, пока у них борода до пят не вырастет! Как?.. А вот так, как Иван Грозный судил: «Этому сидеть, пока борода до сосков не дорастет, этому — пока пупок не закроет, этому — пока до члена не доберётся, а этому гнить, пока волосья до колен не дотянут»… И сидели, в прямом смысле до тех пор, пока борода не дорастала, докуда царь приказывал… Мог и до колен или пяток приговорить, одно слово только сказать — и всё, нет человека…

— А что Грозный… или Шталин сейчас… против олигархов-молигархов умел сделать? Теперь, если живой?

— Что бы Грозный с олигархами сделал? Да уж известно, что! — Полковник предельно оживился. — Собрал бы их всех где-нибудь в Георгиевском зале на банкет, награды бы дал, а потом растащил бы за шиворот по камерам, пытками заставил бы через мобильники и компьютеры всё награбленное вернуть, а самих — за Урал, за Байкал, дерьмо месить, как тот миллионер, что из Москвы вовремя сбежал, баранов накупил и пасёт их всей семьёй где-то в болотах: морда небритая, сапоги по яйца, радости полные штаны… Недвижимость и движимость конфисковать, а в протоколах писать: «Убыл по приговору» — и всё! При Сталине была такая хитрая формулировка. А куда «убыл», надолго ли, когда вернётся — никого не касается… Куда надо, туда и убыл, и прибыл… Да, царь нашёл бы что сделать!.. И народ предельно доволен, и казне прибыток, и готовые детские сады и школы — пожалуйста вам, и на яхтах для пионеров катания, и на лимузинах для передовиков гуляния… А то от денег совсем рехнулись, в свиней превратились, сволочи, негодяи, яйцами Фаберже откупиться хотят… Им бы в жопу эти яйца — в самый раз!

Полковник даже порозовел от разговора (во время которого пару раз открывал ящик стола, нагибался и что-то там вынюхивал), потом заключил:

— Так что все эти регистрации — миф… Я посажу вас в самолёт, помогу. Хоть Питер и не мой район, форму везде уважают. Или боятся, мне всё равно. Согласитесь, геноссе Фредя, в несчастьях других есть что-то бодрящее, веселящее, оживляющее?.. Я с первых дней работы в угрозыске ощутил это. Видеть и чувствовать, как тебя боятся, как умоляю и просят, как унижаются, на всё идут, всё предлагают, — большая радость… Я хорошо понимаю ваших фашистов, которые, слушая Моцарта и попивая коньяк с морфием, следили в окна за шевелящейся массой…

— Это кошка-мышка, игра?

— Да, как мышка — с червячками…

— Мне не нравится. Что хорошее? Злым злое кроет… Люди-людогады!

Полковник пропустил эту реплику и сказал по бездисковому телефону, чтобы сержант поднялся наверх. Пока мы ждали его, полковник рассказывал, какие вкусные продукты он купит, чтобы нам было «чем не умереть с голоду в поезде»:

— Знаете, «Красная стрела» идёт, торопится — тук-тук, стук-стук! — а мы осетринку с буженинкой… икру с сухариками… сёмга копчёная… свеженькие проводницы… Шампунем пахнут… мой отец таких чистеньких молодок называл «тракдабанилни»… Как перевести? Ну, это те, у кого вымыты попочки… Видите, я одно слово говорю — а в русском пять надо сказать…

— А разве… не у всех мыты-вымыты?..

Полковник усмехнулся:

— Раньше у нас не дай бог было не девственницей оказаться! Ну а целка — тоже человек, верно?.. Ей тоже хочется… Вот и шли в ход попочки, которые надо было всегда в чистоте держать… на всякий случай… и которые на девственность никак, к счастью, не проверяются — задняя дыра она и есть дыра… Это потом научились целки шить… — Видя, что такие сложности мне не осилить, он вернулся к закускам: — Холодная говядина, сыр овечий… коньяк пьём и бокалы бьём…

«Пьём, бьём, вьём! Ну да, вьём!» — вдруг вспомнилось пропавшее в камере слово, чему я был сейчас рад не меньше, чем приезду сухого немца и своему освобождению. Полковник, глядя на телефон и о чём-то думая, вдруг поднял палец:

— О! Чуть не забыл! Это важно! — И набрал номер. — Витя, ты Боммеля на розыск ставил? Сними его с розыска… Да, сними Боммеля, сними… прокурор так решил. Почему? Пойдет как свидетель… Сними, не забудь!.. Что, Интернет отрубился?.. Почему?.. А когда восстановят?.. Вот козлы рогатые!.. Ну, не забудь, пожалуйста, а то мне отъехать надо, а то бы сам проследил…

— А я что, уже там? — показал я на монитор.

Он удивленно посмотрел на меня:

— А как же?.. Ждать, пока вы за границу сбежите или в землю зароетесь? Узбек убит, в номере — наркотики, фальшивые деньги, поджигательная пропаганда… Что, три дня ждать, как это со склерозными стариками, что в тапочках убегают?.. Нет, сразу надо брать, пока не ушёл, за три дня в России далеко уйти можно… при нынешнем бардаке и всеобщем попустительстве…

— Куда пустить? — удивился я. — Куда я в России?

— Мало ли? Забьётесь в угол и будете сидеть у какой-нибудь Земфирочки, вас за секс любая в любой деревне приютит, где мужики от водки передохли…

Когда появился сержант Пьянчагин, полковник засуетился:

— Ну, идите. Сидите у Алки тихо, не пейте много… мало пейте, вам вредно. Да и мне в Европе сотрудники-алкоголики не нужны, своих тут хватает. Договорились? Ну, до вечера! Телефон не забудьте поставить на зарядку. Мы вас найдём, заедем, где-то в районе одиннадцати, вечером… Чтоб в норме были! Вот адрес! Совсем недалеко от нас. — Он дал сержанту клочок бумаги (который тот, угрюмо не глядя, сунул в карман), а мне сказал: — И ни с кем там у Алки не связывайтесь! У баб в Москве никаких чувств нет, этохолодные хитрые хищницы, расчётливые коммерсантки, помешанные на деньгах, торговки еблей, которую они ловко выдают за чувства и любовь…

— Не так. А Алка? Добрая, хорошая!

Полковник улыбнулся:

— Алка — провинциалка, это совсем другая категория… Тут секс вывален напоказ, бабы не имеют ни гордости, ни чести, готовы за деньги на всё… Видели бы вы, что мне тут, в этом кабинете, только не предлагалось, чтоб я дело закрыл или повернул!.. Содом отдыхает! Ну, до встречи! Идите! Субито![116]Шнелль-шнелль, партизанен!

Понял. Я подхватил сумку, рассовал вещи по карманам, надел пояс и отправился за сержантом, который шёл по коридору слабой походкой, что-то бурча себе под нос (я расслышал «…как собаку…», «…хули там…», «…остоебенело…»).