«Умоляю тебя, малыш, дыши, плачь! Только не уходи от нас! — молча молила младенца Анжелина. — Мама, помоги мне! Мама, сжалься надо мной!»

В крайних случаях Анжелина всегда взывала к Адриене Лубе, когда-то известной повитухе, наделенной, вне всякого сомнения, талантом знахарки и великолепной интуицией, способными разрушить планы смерти, старухи с косой, как она говорила.

Не раздумывая, Анжелина склонилась над младенцем, приоткрыла ему рот указательным пальцем и прижалась к нему своими губами. Очень осторожно она выдула струйку воздуха в крошечный ротик и повторила эти манипуляции несколько раз. Анжелине приходилось сдерживать дыхание, поскольку она имела дело с маленькими легкими.

«Ну, дыши! Возвращайся к нам, мой прелестный малыш! Не покидай нас, твоя мама будет так счастлива поцеловать, приласкать тебя!» — всем сердцем молила малыша Анжелина.

И она продолжала, охваченная неукротимым желанием победить смерть. Этот ребенок, которого Анжелина так отчаянно пыталась спасти, был для нее и Анри, ее собственным сыном, и ее столь рано умершими братьями, которых она никогда не знала, и каждым младенцем, издававшим свои первые крики, прижавшись к груди повитухи. Это были все дети Земли, беззащитные, голенькие, долгожданные или отверженные, слабые или сильные.

«Милостивый Боже, Пресвятая Дева Мария, Господи Иисусе! Пожалейте эту невинную душу! — вновь и вновь молилась Анжелина. — Подарите ему жизнь, которую я украла у ребенка Розетты! Сжальтесь над ним, над его матерью, над его отцом. Окажите мне эту бесконечную милость, мне, грешнице!»

Филипп подошел к Анжелине и дотронулся до ее плеча.

— Хватит, Анжелина! Чудо уже то, что его мать выжила!

Анжелина выпрямилась и, объятая яростью, посмотрела на доктора, который отступил назад, не выдержав фиолетового огня ее взгляда.

— Мне нужно еще одно чудо, Филипп! — заявила она.

— Ну что ж, полагаю, вы его получили! — воскликнул доктор. — Господи, да разве такое возможно?!

Молодая женщина посмотрела на ребенка, который издал звук, походивший на мяуканье. Почти тут же он захныкал, а потом расплакался. Кожа малыша стала сиреневатой, а потом порозовела. Наконец он помочился, пустил светлую прозрачную струю.

— Слава Богу! Он спасен! — крикнула Анжелина. — Слава тебе, Господи! Слава! Аньес, Дениза! Малыш жив!

Ноги Анжелины стали ватными, сердце бешено колотилось, но она, пересилив себя, запеленала младенца. Теперь он, скорчив личико, закрыв глазки и широко раскрыв ротик, кричал во все горло.

В комнату вошли мэтр Пикемаль и его зять. Аньес и горничная плакали от радости и облегчения.

— Норбер, наша дочь жива! — воскликнула супруга судебного исполнителя, хватая его за полу пиджака. — Младенец тоже! Это чудо, настоящее чудо! Нет, это все благодаря мадемуазель Лубе!

Мужчина восторженно посмотрел на Анжелину, а затем бросился к ней и схватил за руки.

— Мадемуазель, я буду вечно вам обязан, я благословляю вас, я…

Но он не смог больше вымолвить ни слова и расплакался от радости.

— В любой момент вы можете просить нас о чем угодно, — сказала Аньес Пикемаль. — Отныне мы ваши должники перед лицом Господа Бога и Пресвятой Девы Марии.

Анжелина ничего на это не сказала. Она баюкала малыша, который славил свое спасение громким плачем. Лежа на кровати, Дениза протянула к нему руки. Она быстро пришла в сознание и сейчас чувствовала себя на седьмом небе от счастья. Ее муж, сидевший около кровати, осыпал лицо Денизы поцелуями. Он тоже плакал, как и его тесть, и теща.

— Сын! У меня сын! — повторял он.

— Вот он. Теперь этот пупс должен быть рядом с мамой и папой, — сказала Анжелина, кладя малыша на кровать. — Дениза, приложите его к груди. Это придаст ему сил после столь трудного прихода в наш мир.

— По сравнению с тем, что вы меня подняли, это совсем не трудно сделать, — улыбаясь, заметила молодая мать. — Мадемуазель, не знаю, как вас и благодарить. Правда! Я была уверена, что умру, как и моя сестра, не оставив ребенка моей семье.

— Я заплачу вам двадцать… нет, тридцать франков и луидор, — объявил молодой отец со светлыми усами и голубыми глазами.

Это была огромная сумма, но мэтр Пикемаль захотел ее удвоить.

— Вы очень щедры и очень любезны, но я не возьму ни су, — сказала повитуха. — Мне и так уже заплатили, заплатили сторицей.

Анжелина радостно улыбалась, а в ее ушах звучали слова отца Ансельма, особенно навязчиво повторялось слово «искупление».

Аньес Пикемаль хотела было возразить, но тут вмешался Филипп:

— Мадемуазель Лубе знает, что говорит, и, учитывая ее характер, не стоит настаивать. Я так понял, что она собирается отказаться от практики, и очень рад узнать, что это не так.

— Доктор Кост прав, — призналась Анжелина. — Сегодня вечером мой долг выполнили силы небесные. Этот прелестный малыш жив, вы, Дениза, тоже.

— Да, благодаря вам и воле нашего Господа, — согласилась Дениза. — Мы назовем его Альбером в память о моей старшей сестре.

Ужас и тревога уступили место спокойствию и радости. Анжелина и Филипп были вынуждены спуститься в гостиную, чтобы выпить по бокалу вина. Кухарка подала им бутерброды с гусиным паштетом и рубленой колбасой. Было начало одиннадцатого, когда мэтр Пикемаль попросил Виктора, младшего ребенка в семье, отвезти их в фаэтоне. Юноша не заставил просить себя дважды. Он то и дело бросал на повитуху восхищенные взгляды, очарованный ее статью и красотой, уверенный, что этой молодой женщине удалось перехитрить судьбу и победить смерть.

— Я очень рад, что стал дядюшкой! — воскликнул Виктор, взбираясь на переднее сиденье фаэтона.

Доктор Кост мог бы вернуться пешком, поскольку гостиница находилась метрах в ста от дома Пикемалей, но ему хотелось поговорить с Анжелиной. Он говорил тихо, чуть ли не касаясь губами уха молодой женщины, чтобы она могла слышать его, несмотря на шум от колес экипажа, цокота копыт по мостовой, скрипа осей и лязга железных ободов. Все эти звуки образовывали настоящий концерт, который днем звучал оглушительно громко, поскольку к нему примешивались звуки, издаваемые повозками, колясками и кабриолетами.

— Анжелина, поздравляю вас с благополучным исходом этих родов. Но признайтесь, только честно, как вы осмелились пойти наперекор всему тому, чему учили вас я и мадам Бертен? Заставив молодую женщину встать, вы пошли на огромный риск. Впрочем, вам чрезвычайно повезло!

— Что? Повезло? Вы думаете, что это случайность? Вы думаете, что я поставила под угрозу жизнь своей пациентки? У меня был уже подобный опыт. В Тарбе я принимала роды у одной служанки, уроженки Мартиники. Она упросила меня позволить ей рожать стоя, что только стимулировало родовую деятельность. Я знаю также, что мне удалось повернуть ребенка головой к шейке матки, и голова больше не упиралась в кости таза. Я уверена, что это чудо стало возможным исключительно потому, что мать приняла другую позу. Наконец, я помнила о законе тяготения.