— И что же это за обстоятельства? — язвительно спросил князь Горчаков, вальяжно развалившись в кресле. Он продолжал настаивать на срочном перемирии.

— Самые разные, — уклончиво сказал Николай Павлович.

— И всё же, — разглядывая тщательно отполированные ногти на своих руках, полюбопытствовал канцлер, — поясните.

— С удовольствием, — откликнулся Игнатьев. — Например, султан, боясь за свою жизнь, спешно покидает город и бежит в Бруссу, где у него есть тайное убежище, а мусульманская чернь и фанатики устраивают резню. Зачем подвергать христиан избиению и подвергать членов дипломатического корпуса смертельной опасности? Русская армия, стоящая в нескольких шагах от Стамбула нравственно будет обязана, перед судом истории и человечества, защитить жизни христиан и водворить порядок.

— А это мысль! — восхитился Милютин, но, перехватив усталый взгляд царя, спешно сделал оговорку: — Если события так будут развиваться.

— Если Россия введёт свои войска в Стамбул и этим самым сокрушит Порту, сама не желая того, нам грозит всемирный Вавилон, — болезненно поморщился князь Горчаков и демонстративно схватился за голову. Он не любил напряжения сил и всегда избегал беспокойств. — Оканчивая войну с Турцией, мы рискуем по воле мировой истории положить начало новой, теперь уже общеевропейской войне за турецкое наследие. Хорошо, если проклятый восточный вопрос будет разрешён однажды, но вот навсегда ли? — это бабушка надвое сказала. Если навсегда, то и три, и тридцать три года можно воевать с переменным успехом, а если нет? — блеснул линзами очков светлейший. — Лично у меня уверенности нет, что нам по силам будет вывезти на своих плечах катаклизмы такого масштаба. Со всей Европой Россия не справится, а Европа ополчится непременно против нас. Она ни за что не даст решить восточный вопрос в нашу пользу. Россию и так уже делают пугалом, а в случае крушения империи османов она станет кошмаром всей Европы.

— Сейчас не об этом речь, — прервал его рассуждения Александр II, явно тяготившийся теперь своим «торжественным и честным словом». — Я принял решение телеграфировать брату, чтобы тот занял Булаирские линии, а в сам Константинополь не входить. — О чём государь никогда не забывал, так это о своём священном праве самодержца решать всё самому, но действовать от имени народа, то есть, своего правительства. Он выждал короткую паузу и примирительно добавил: — Лучше отдаться на волю Провидения. Пусть всё идёт, как идёт. Эта война с самого начала роковая. Не мы её, а она нас выбрала и ведёт неизвестно куда.

Игнатьев едва не вскипел. «Как «неизвестно куда? — мелькнуло в его голове. — В Царьград, в Константинополь, за ключами от Стамбула! России нужен черноморский флот, нужны проливы! А от османского наследства мы откажемся и драться за него не будем. Вот и всё».

Но государь не видел смысла в продолжении войны.

— Мы не должны забывать, что Англия шутить не любит.

Николай Павлович, потрясённый ответом царя, обескуражено мотнул головой, гудящей от прилива крови, и тяжко опустился в кресло. Александр II дозволял обсуждать свои действия только до его решения. Возражать что-либо глупо.

В этот же день турецкие уполномоченные Сервер-паша и Намык-паша были официально приняты главнокомандующим. Переговоры продолжались два часа. Присутствовали только Непокойчицкий и Нелидов. По поводу предъявленных турецким уполномоченным условий мира, Намык-паша обратился к великому князю.

— Александр Македонский, лишив индийского царя его владений, всё-таки почтил его высокий сан. Мы побеждены вполне, мы это сознаём, и заявляем вашему высочеству, что полагаемся на великодушие и милосердие русского государя. Мы имеем весьма широкие полномочия, но то, что вы требуете, почти равносильно уничтожению турецкой империи. Я не могу согласиться на подобные условия. Позвольте просить вас умерить ваши требования.

— Никаких уступок не будет, — жёстко отрезал Николай Николаевич. — Даю вам два часа на размышление. Если наши условия приняты не будут, я продолжаю наступление.

В четыре часа пополудни турки приехали снова.

— Мы должны ехать за инструкциями в Стамбул, — объявили они таким тоном, словно делали нам одолжение.

Великий князь нахмурился.

— Очень сожалею о недостаточности ваших полномочий и считаю переговоры сорванными по вашей вине.

Нелидов сказал, что Сервер-паша и Намык-паша между собою проклинали Англию, которая втравила их в войну и бросила на произвол судьбы. Сервер-паша недобрым словом поминал графа Андраши, выставившего Турции такие условия, на которые без войны нельзя было согласиться.

— Мы смогли разгромить армию султана, но удержать Константинополь мы не сможем, — внушал великому князю горчаковские соображения Александр Иванович, целиком и полностью поддерживая канцлера в этом вопросе. — Нам ни за что не позволят возвратить Царьград и овладеть проливами. Разразится общеевропейская война.

Великий князь вечером послал телеграмму Александру II, в которой рассказал о срыве переговоров и просил новых инструкций.

«Как мне поступить в случае подхода моего к Царьграду, что легко может случиться при панике, которой объято турецкое население от Андрианополя до Стамбула включительно; а также, что делать в следующих случаях:

1). Если англичане или другие флоты вступят в Босфор;

2). Если будет иностранный десант в Константинополе;

3). Если там будут беспорядки, резня христиан и просьба о помощи к нам; и

4). Как отнестись к Галлиполи с англичанами и без англичан?

На следующий день генерал Струков со своим отрядом занял Андрианополь и учредил в нём временное правительство, под председательством местного архиерея. Австрийский консул запротестовал, но Струков оставил его протест без внимания. Его смелая инициатива спасла древнюю столицу от разграбления, поддержала порядок среди жителей. Турки взорвали арсенал, пороховой склад и старый султанский дворец, но оставили двадцать шесть новейших крупповских орудий, четыре из которых были большого калибра. А трофеи Гурко составили сто десять орудий! более половины которых обладали сумасшедшей скорострельностью: десять выстрелов в минуту.

— С такой добычей никакой десант не страшен, — сказал Скобелев начальнику своего штаба Куропаткину. Он уже мысленно сражался с англичанами.

Николай Николаевич решил идти на Константинополь и Галлиполи — одновременно.

— Такие исторические моменты крайне редки и никогда не повторяются: их надо хватать на лету, — говорил генерал-лейтенант Обручев главнокомандующему, вдохновляя его на поход. (Войска шли уже с голыми ружьями, лишь бы не дать туркам опомниться). — Если османы отдали без серьёзного боя хорошо укреплённый и вооружённый Андрианополь, то Стамбул они и подавно сдадут.

Десятого января, явившись к государю императору по вызову дежурного фельдъегеря, Игнатьев получил приказ отправиться за Балканы через Бухарест, где должен был вручить князю Карлу Румынскому письмо Александра II с извещением о предстоящем воссоединении с Россией части Бессарабии, отобранной в тысяча восемьсот пятьдесят шестом году парижским трактатом.