Депутатов, однако, министр не принял, но им было сказано, что их примет один из товарищей министра (с польской фамилией)[413].

Долго пришлось депутатам ждать в приемной товарища министра. Мимо них пронесли папку с делами. Мякотин думает, что это были досье депутатов.

Наконец, товарищ министра их пригласил, но принял сухо, стоя сам и не приглашая садиться и депутатов:

— Чем могу служить?

Арсеньев как старший (хотя это и не было наперед обусловлено) начал убеждать избегнуть кровопролития.

— Ничего уже нельзя сделать! А вы лучше отправьтесь к рабочим и убедите их не выступать.

Депутаты отвечали:

— Мы этого не можем сделать, потому что и мы, по существу, требования рабочих считаем правильными. Мы возражаем против формы этих требований.

Разговор с товарищем министра не привел ни к чему, кроме его обещания передать об этой беседе министру.

Оттуда делегация отправилась к С. Ю. Витте. В противоположность приему на Фонтанке, в доме Министерства внутренних дел, в особняке Витте на Каменоостровском проспекте их приняли очень любезно:

— Пожалуйте! Вас поджидали-с. Но С. Ю. Витте сейчас нет. Обождите!

После полуночи приехал Витте. Мякотин подчеркивает, что в своих известных воспоминаниях Витте пишет, что делегация к нему чуть ли не ворвалась, тогда как она была принята, как ожидаемая[414].

Витте встретил депутатов очень любезно, но на все их доводы отвечал однообразно:

— Да, вы правы! Но что же могу я сделать?

— Ведь это кровопролитие подорвет престиж монархии…

— Да, это верно! Но я то, что могу сделать?

— Теперь уже давно не было покушений на государя. А после кровопролития идея о покушениях вновь может стать популярной!

— Совершенно верно! Но я ничего не могу сделать. Его императорское величество моим мнением не интересуется. Моих советов не спрашивают!

— Да поезжайте же во дворец, попросите аудиенции! Объясните…

— Государь со мною теперь не считается. Я — в опале! Ничего я не могу сделать!

Все-таки он предложил депутатам сейчас же переговорить по телефону с министром внутренних дел Святополк-Мирским.

Депутация на время его переговоров вышла из кабинета. Но и этот разговор ничего не изменил в положении дела.

— Получилось, — говорил Мякотин, — такое впечатление, будто мы уперлись в ватную перегородку, отделяющую нас от Витте, которую нельзя преодолеть.

У депутатов составилось впечатление, что Витте только вел свою игру. Он, как будто, принял представителей общественности для того, чтобы через них пустить в общество мнение, будто он, Витте, и хотел бы сделать все возможное, но ему мешают его соперники по дворцовой карьере: Коковцов, Трепов и др.

Когда вышли от Витте, кто-то из депутатов произнес:

— Какой же он мелкий человек!

Это потому, что тогда во мнении многих Витте считался большим человеком.

Тем временем оставшиеся ждать в редакции «Сына Отечества» надумали, по примеру французской революции, назначить, на всякий случай, состав временного правительства.

Кто-то предложил:

— Да зачем же нам выбирать? Ведь есть же у нас делегация из десяти человек, пошедшая к министрам. Пусть она и будет временным правительством!

Это было принято сочувственно. Потом об этом было донесено, куда следует.

На другой день, в роковое воскресенье, общественные деятели все делали попытки собраться. Пробовали сделать это в Публичной библиотеке. Вечером, однако, собрались в зале Вольно-экономического общества. Занялись взаимной информацией. Но в месте огня никто, кажется, из них не побывал.

Во время их собрания на хорах зала появился неизвестный человек, который оттуда обратился к собравшимся.

Он себя отрекомендовал как друг Гапона. Сказал, что это неправда, будто сегодня Гапон убит. Он-де спасся и будет продолжать свое дело.

Присутствующие были сильно удивлены этим выступлением. Несколько человек, между ними и Мякотин, отправились наверх, увели незнакомца в отдельную комнату и стали с ним беседовать.

Оказалось, что это сам Гапон. Он был острижен и переоделся.

Гапон стал говорить, что надо сейчас же вызвать общее восстание и что он его вызовет.

— Как же вы выступите без оружия?

Гапон задумался…

— Ну… разграбим какой-нибудь оружейный магазин!

— Что же вы там найдете? Охотничьи ружья да револьверы. Нельзя же с этим идти против винтовок солдат!

Гапон опять задумался. Потом сказал:

— Все это — ничего! Устроится. Солдаты отдадут свое оружие!

— Тогда, — говорил Мякотин, — нам всем стало ясно, что это или человек, совершенно потерявший голову, или предатель.

Через некоторое время всех депутатов ночью арестовали и отвезли в Петропавловскую крепость![415] Продержали некоторое время, а потом стали выпускать. Первым И. В. Гессена, который болел сердцем. Последними были выпущены двое, один из них — А. В. Пешехонов, — которые оба были затем и высланы из столицы.

Квартирная хозяйка

Поджидая, как выяснится дальнейшая моя судьба, я поселился, было, на Казанской улице. По объявлению в «Новом времени» я нанял большую комнату, с отдельным входом. Комната была меблирована, точно будуар артистки, но в общем показалась приемлемой.

Квартирная хозяйка — пожилая, но сильно накрашенная шведка, очень бойкая — рассыпалась в любезностях.