— Не тяните.

— Мне любопытно, почему я говорю с вами, а не с Кагуэллой. Почему Кагуэлла сам не полетел сюда?

Непростой вопрос. Кагуэлла был мужественным человеком, но ему не приходилось быть солдатом. У него просто не было определенных навыков, которые я приобрел черт знает когда, — и ему понадобилось бы полжизни, чтобы их приобрести. Он разбирался в оружии, но не в том, когда его надо применять. Его познания в стратегии и тактике носили сугубо теоретический характер. Он хорошо усвоил правила игры и даже кое-какие ее тонкости. Но его никогда не швыряло в грязь ударной волной, ему не приходилось видеть в стороне от себя кусок собственного тела, похожий на окровавленную медузу. Не факт, что после подобного ты станешь сильнее, но прежним уже не будешь. Впрочем, разве Кагуэлле это мешало? По большому счету, это была не война — то, во что мы ввязались. Да и я тоже оказался не на высоте… Это соображение отрезвляло, но мне было трудно полностью отказаться от мысли, что за это время Кагуэлла тоже мог бы добиться успеха.

И все же, почему сюда прилетел я, а не он?

— Ему было бы трудно покинуть планету, — сказал я. — Он считался военным преступником. И был ограничен в передвижениях.

— Он мог что-нибудь придумать, — заметила Шантерель.

Беда в том, что она, пожалуй, была права. И мне хотелось размышлять над этим меньше всего на свете.

— Приятно было познакомиться, Таннер.

— Шантерель, не…

Когда дверца разделила нас непреодолимой преградой, она качнула головой — ее скрытое под кошачьей маской лицо по-прежнему казалось мне бесстрастным. Фуникулер взмыл вверх, двигаясь шумными толчками. Кабели, за которые цеплялись его рычаги, мелодично позванивали — то натягиваясь, то провисая.

По крайней мере, она не поддалась искушению и не высадила меня в Малче.

Вместо этого она высадила меня в незнакомом районе Кэнопи. Впрочем, чего я ожидал? Наверное, меня подвела таившаяся в закоулках мозга мысль о том, что мы могли бы встретить следующее утро в одной постели. Подобное продолжение нашего знакомства, которое началось с похищения под дулом пистолета и обмена угрозами, трудно было бы назвать неожиданным. Она была достаточно красива — возможно, не столь экзотической красотой, как Зебра. Возможно, не столь самоуверенна — но подобное неизбежно приводит к тому, что во мне просыпается покровитель. При этом она не побоялась посмеяться над моей пресловутой мужской гордостью — и была права. Ну и что с того? Шантерель мне понравилась. Правда, оправдывая себя за эту слабость, я не мог не отметить ее иррациональности.

— Черт бы тебя побрал, Шантерель, — не слишком уверенно произнес я.

Она оставила меня на посадочной площадке вроде той, что находилась снаружи Эшер-Хайтс, но не столь людной, — машина Шантерель была здесь единственной, а теперь исчезла и она. Мелкий моросящий дождь спускался влажной пеленой, словно пар из пасти гигантского дракона, парящего где-то в вышине над Кэнопи.

Я шагнул к выступающему карнизу, чувствуя, как вместе с дождем на меня снова снисходит Небесный.

Это был обычный обход спящих.

Небесный и Норквинко шли по одному из железнодорожных туннелей вдоль «хребта» корабля, грохоча башмаками по подвесному настилу пола. Время от времени мимо по рельсам с шумом проносилась цепочка автоматически управляющихся грузовых вагонеток. Эти составы доставляли запчасти и продовольствие небольшой группе техников, которые обитали в дальнем конце корабля, — они денно и нощно обхаживали двигатели с энтузиазмом идолопоклонников. Сейчас навстречу, мигая оранжевыми сигнальными огнями, двигался один из таких составов. Поезд почти заполнил собой туннель. Небесный и Норквинко шагнули в нишу и теперь ждали, пока вагонетки проползут мимо. При этом Небесный заметил, как его друг что-то спрятал в карман рубашки — кажется, листок бумаги, исписанный рядами чисел, часть из которых были зачеркнуты.

— Давай быстрее, — сказал Небесный. — Я хочу добраться до третьего узла раньше, чем придет следующий состав.

— Без проблем, — отозвался Норквинко. — Следующий пойдет не раньше, чем через… семнадцать минут.

Небесный поглядел на него с подозрением.

— Ты точно знаешь?

— Конечно, Небесный. Они же ходят по графику.

— Само собой. Мне просто непонятно, как ты умудряешься держать в голове все расписание.

После этого ни один из них не проронил ни слова, пока они не дошли до ближайшего узлового пункта. Здесь, вдали от главных жилых отсеков, стояла непривычная тишина, почти не нарушаемая шумом воздушных насосов и прочих систем жизнеобеспечения. Хотя мониторинговые устройства непрерывно контролировали состояние спящих, на это уходила лишь ничтожная часть энергии корабля. Системы охлаждения тоже не были слишком прожорливы: спящих намеренно разместили почти в открытом космосе. Они спали, даже не подозревая, что от абсолютного холода межзвездного вакуума их отделяет лишь несколько метров обшивки. Небесный и Норквинко были одеты в термокостюмы, при каждом выдохе из губ вырывались клубы белого пара. Небесный то и дело накидывал капюшон, чтобы согреться, а Норквинко даже ни разу не обнажил голову.

Они давно не общались. Их отношения почти прекратились после смерти Бальказара. Все время и силы Небесного уходили на то, чтобы укрепить свой авторитет среди экипажа. С поста главы службы безопасности — третьего человека на корабле — он сделал еще один шаг наверх. Теперь лишь Рамирес стоял между ним и абсолютной властью на «Сантьяго». Несомненно, определенные проблемы создавала Констанца — правда, сейчас он перевел ее на незначительную должность в службе безопасности. Ни ей, ни кому-либо другому он не позволит сорвать свои планы. Сейчас положение капитана оказывалось весьма шатким. Корабли находились в состоянии холодной войны, а на борту царила атмосфера подозрительности, доходящей до паранойи. Любое неосторожное слово могло повлечь за собой самое беспощадное наказание. Достаточно будет одного скандала — тщательно спланированного скандала, — чтобы устранить Рамиреса, в то время как убийство может вызвать ненужные подозрения. Небесный уже начал действовать в этом направлении. Скандал, который уничтожит Рамиреса, одновременно обеспечит надежное прикрытие его собственным планам.

От узла Небесный и Норквинко прошли в модуль со спящими — один из шести, расположенных в этой точке «хребта». Каждый модуль содержал по десять капсул. Добраться сюда было непросто, поэтому за один день удавалось осмотреть лишь ничтожную часть момио. Но Небесный был вторым человеком на корабле и не мог себе позволить надолго оставлять спящих без внимания.

Впрочем, эта задача с каждым годом облегчалась. То один, то другой модуль выходил из строя. После этого на оживление момио не оставалось ни малейшей надежды. Небесный вел тщательный учет мертвых, отмечая сектора, в которых системы жизнеобеспечения могли быть неисправны. Несмотря на это, случаи гибели момио распределялись по всему «хребту» почти непредсказуемо. А что еще ожидать от оборудования, которое давным-давно отработало свой срок? На момент старта Флотилии оно считалось последним словом техники, но это были опытные образцы. С Земли приходили послания с инструкциями, которые позволяли значительно усовершенствовать криогенные установки. Рядом с новыми образцами эти капсулы показались бы египетскими саркофагами. Но ни один корабль Флотилии не воспользовался этими советами. Производить модернизацию действующих капсул было слишком рискованно.