Я почти обошел резервуар.

Рейвича не было.

— Вы собирались кого-то убить, — сказала Шантерель, когда мы возвращались домой. Ее фуникулер, раскачиваясь, пробирался сквозь мозговую коралловую поросль Кэнопи, усеянную искрами фонарей, далеко внизу под которой темнел Малч, лишь кое-где отмеченный россыпью очагов.

— Простите, что?

— Вы почти вынули из кармана пистолет, как будто хотели им воспользоваться. Не для угрозы — как это было, когда вы показывали его мне, — а так, словно готовы были не моргнув глазом нажать на курок… В общем, подойти к кому-то, пустить в него пулю и уйти прочь.

— Кажется, лгать не имеет смысла?

— Вам придется быть откровенным, Таннер. И кое-что мне рассказать. Кажется, вы считаете, что правда мне не понравится, — она слишком усложнит дело. Поверьте мне — ситуация и без того сложна. Вы готовы чуть-чуть приподнять маску? Или будем продолжать игры?

Недавний инцидент все еще не выходил у меня из головы. Я видел лицо Арджента Рейвича. Он стоял всего в нескольких метрах от меня, в людном месте.

Неужели все это время он меня видел? Неужели он оказался гораздо умнее, чем я предполагал? Он узнал меня и сбежал, пока я обходил резервуар с Мафусаилом. Я был слишком сосредоточен на мысли о стоящем у стекла Рейвиче, чтобы обратить внимание на недавно ушедших людей. Да, это вполне возможно. Но если допустить, что Рейвича заранее предупредили о том, что я здесь, возникает ряд куда более неприятных вопросов. Если он увидел меня, то зачем остался? И почему так легко позволил себя увидеть? Ведь в тот момент я даже не разыскивал его. Я просто осваивался в новой обстановке перед тем, как раскинуть свою ловчую сеть.

И еще. Прокручивая в голове этот эпизод — несколько секунд, которые прошли с того момента, когда я увидел Рейвича, до его исчезновения, — я вспомнил нечто очень важное. Тогда я кое-что заметил — вернее, кое-кого. Но отмахнулся от этого ощущения. Я был слишком сосредоточен на том, чтобы сделать выстрел.

Я увидел за стеклом еще одно лицо — еще одно знакомое мне лицо, совсем рядом с Рейвичем.

Она изменила раскраску, но строение лица так быстро изменить невозможно. Я очень хорошо знал это лицо.

Зебра.

— Я еще жду, — проговорила Шантерель. — Но ваша мрачная мина начинает меня раздражать. Как и ваше многозначительное молчание.

— Извините. Дело в том, что… — я непроизвольно улыбнулся. — Мне подумалось, что вы можете проникнуться ко мне излишней симпатией.

— Не искушайте судьбу, Таннер. Всего пару часов назад вы целились в меня из пистолета. Как правило, подобные знакомства заканчиваются печально.

— Согласен — обычно так и бывает. Но вы тоже целились в меня. Причем калибр вашего оружия…

— Хмм… Возможно.

Похоже, я ее не убедил.

— Но если мы хотим двигаться дальше, потрудитесь приоткрыть завесу, которая скрывает ваше темное и таинственное прошлое. Даже если мне придется услышать нечто, о чем вы предпочли бы умолчать.

— Таких моментов предостаточно, поверьте.

— Так расскажите. Прежде, чем мы доберемся до дома, я хочу узнать, почему тот человек должен был умереть. На вашем месте я бы постаралась доказать, что он действительно заслуживает смерти, кем бы он ни был. Иначе вы потеряете мое уважение.

Машина дергалась и раскачивалась, но ее движение уже не вызывало позывов к тошноте.

— Он действительно заслуживает смерти, — сказал я. — Не могу сказать, что это дурной человек. На его месте я поступил бы точно так же.

Только сделал бы это чисто, добавил я мысленно. И никого бы не оставил в живых.

— Слабое начало, Таннер. Но продолжайте, пожалуйста.

Пожалуй, стоило рассказать Шантерель «стерильную» версию моей истории, но я вспомнил, что такой версии просто не было. Поэтому я рассказал ей о моей солдатской службе и о том, как я попал к Кагуэлле. Я сказал, что Кагуэлла был властным и жестоким, но не злым. Ему не были чужды понятия доверия и преданности. Его трудно было не уважать, и трудно было не стремиться заслужить его уважение. Наверное, мои отношения с Кагуэллой сложились по очень простой причине. Он был человеком, который жаждал совершенства. Совершенным должно было быть все, что его окружало, — вещи, которые он коллекционировал, женщины, с которыми он спал, — вот почему он выбрал Гитту. И люди, которые на него работали. Я считал себя отличным солдатом, отличным телохранителем, знатоком оружия, убийцей — я подходил под любое из этих определений. Но лишь Кагуэлла дал мне возможность оценить свои качества, предоставив в качестве эталона совершенство.

— Преступник, но не чудовище? — уточнила Шантерель. — И этого вам хватило, чтобы на него работать?

— Ну, еще он неплохо платил.

— Продажный ублюдок.

— Это не все. Он ценил мой опыт и не хотел мной рисковать, поэтому не поручал мне особо опасных операций. Скорее, я выполнял роль консультанта. Мне почти не приходилось носить оружие. Для этого у нас были настоящие телохранители — более молодые, более тренированные и тупые копии меня самого.

— А при чем здесь человек, которого вы увидели в Эшер-Хайтс?

— Его зовут Арджент Рейвич, — сказал я. — Раньше он жил на Окраине Неба. Его семья пользовалась там большим почетом.

— В Кэнопи тоже.

— Не удивительно. Если здесь у Рейвича есть связи, это объясняет, каким образом ему удалось так быстро освоиться в Кэнопи, пока меня мариновали в Малче.

— Вы забегаете вперед. Что привело сюда Рейвича — ну, и вас тоже?

Я рассказал, как оружие Кагуэллы попало не по назначению, как из-за этого погибла семья Рейвича. И как Рейвич, поклявшись отомстить, проследил путь оружия и вышел на моего хозяина.

— Вам не кажется, что он предстает в весьма выгодном свете?

— Не спорю. Но на его месте я бы никого не оставил в живых. Это была его единственная ошибка, которую я не могу ему простить.

— Не можете простить ему, что он оставил вас в живых?

— Это не было актом милосердия, Шантерель. Совсем наоборот. Этот негодяй хотел заставить меня страдать из-за того, что я подвел Кагуэллу.

— Извините, я не сильна в логических построениях.

— Он убил жену Кагуэллы — женщину, которую я обязан был охранять. Но оставил в живых Кагуэллу, Дитерлинга и меня. Дитерлингу просто повезло — его приняли за мертвого. Рейвич знал, что делает. Он хотел, чтобы Кагуэлла наказал меня за то, что я позволил Гитте умереть.

— И он это сделал?

— Сделал что?

Казалось, что она вот-вот потеряет терпение.

— Что с вами сделал Кагуэлла?

Простой вопрос, предполагающий простой ответ. Нет, не совсем — поскольку Кагуэлла вскоре умер. Раны доконали его, хотя поначалу казалось, что они не представляют угрозы для жизни.