значимым союзником Венеции, как ни странно, оказался папа Сикст IV, у которого имелись свои причины желать усмирения Неаполя и Феррары и который с самого начала поощрял республику отстоять свои позиции силой. Благодаря его поддержке венецианская армия под командованием Роберто Сансеверино сразу пошла в наступление – поначалу весьма успешное. Но затем Сикст неожиданно переметнулся на сторону врага. Неаполитанский король дал понять, что не оставит в покое его южные границы, а довершила дело дипломатия медоточивого и, надо полагать, не скупившегося на подношения Лодовико иль Моро[242], недавно захватившего власть в Милане, – самого выдающегося из сыновей Франческо Сфорца. Папа начал с того, что призвал Венецию сложить оружие; дож Мочениго ответил на это вежливым, но твердым отказом, не преминув указать, что еще совсем недавно это оружие удостоилось личного благословения его святейшества, а значит, во что бы то ни стало одержит победу.

Ответ Сикста IV нетрудно предугадать. 25 мая 1483 г. папа наложил на Венецию интердикт. Но республика попросту его отвергла: представитель Венеции в Риме отказался передать папскую буллу своему правительству, и Сиксту IV пришлось отправить ее патриарху со специальным посланником. Патриарх, в свою очередь, сказался больным и заявил, что не имеет возможности вручить буллу сенату и дожу. Впрочем, он тотчас сообщил о произошедшем Совету десяти, а совет распорядился любой ценой хранить тайну и не препятствовать церквам исполнять свои обычные обязанности. Между тем папу поставили в известность, что Венеция желает воззвать к Вселенскому собору, когда тот будет созван, – и обнародовали это намерение, прибив копию письма к дверям церкви Сан-Чельсо в Риме.

Венеция еще раз продемонстрировала, что способна противостоять папе; но ей не удалось вернуть его благосклонность, в которой она отчаянно нуждалась. Именно на этом этапе, оказавшись практически в одиночестве против всей Италии, республика решилась на крайнюю меру, за которую многие и многие так гневно проклинали ее впоследствии. Она отправила послов к молодому Карлу VIII, недавно взошедшему на престол Франции, и предложила ему вторгнуться в Италию, чтобы вернуть себе законные права на Неаполитанское королевство, а его дальнему родичу, герцогу Орлеанскому, – одновременно выступить в поход и заявить права на миланское наследие[243]. По существу, этот шаг даже нельзя назвать предательским: Лига итальянских городов – по крайней мере, на тот момент, – существовала лишь на бумаге, и это определенно был не первый и не последний случай, когда к участию во внутренних войнах Италии приглашали иностранное государство. Но невозможно отрицать, что Венеция вопреки себе поступила весьма недальновидно, предоставив королю Франции опаснейшую возможность воплотить свои честолюбивые и давно взлелеянные планы по захвату всего полуострова.

Правда, ни сам Карл VIII, ни герцог Орлеанский не приняли предложения Венеции тотчас. Между тем королю Неаполя, чьи корабли и апулийские гавани изрядно пострадали от венецианского флота, уже не терпелось заключить мир, а Лодовико иль Моро, к тому времени убедившийся, что Фердинанд – слишком неудобный и несговорчивый союзник, разделял его чувства. Было достигнуто почетное для обеих сторон соглашение, по которому Венеция даже получила город Ровиго и дополнительную территорию в дельте реки По; за подписанием договора, состоявшимся в Баньоло в августе 1484 г., последовали торжества по всему городу. На протяжении трех дней не смолкал триумфальный звон колоколов; некоторым могло показаться, что столь пышное празднование по такому тривиальному случаю неуместно, но фейерверки, иллюминация и турнир на Пьяцце убедили большинство населения, что республика одержала некоторого рода победу. Против этого мирного договора прозвучал лишь один голос, да и то совсем слабый. Папа Сикст IV уже был на смертном одре, когда до него дошли вести о мире. «У него так распух язык, что он едва мог выговаривать слова», – сообщал флорентийский посол в письме к Лоренцо Медичи. Но все же папа сумел выразить свою позицию, назвав примирение Венеции с Миланом «позорным и сулящим смуту» и пробормотав, что никогда его не признает. Впрочем, времени на проверку твердости этого решения оставалось немного. Когда легаты попытались успокоить Сикста, он отослал их жестом, который одни приняли за благословение, а другие истолковали как не слишком любезное повеление удалиться прочь. На следующее утро понтифик скончался.

Дож Джованни Мочениго пережил папу всего на год с небольшим. Прежде чем упокоиться в гробу рядом со своим братом в церкви Санти-Джованни-э-Паоло, он еще успел застать снятие интердикта по распоряжению преемника Сикста, Иннокентия VIII. Несчастливое правление Джованни, как и годы власти пятерых его непосредственных предшественников, омрачено войной и ее последствием – угрозой государственного банкротства. Кроме того, ему на долю выпала настоящая катастрофа в собственном дворце: вечером 14 сентября 1483 г. в часовне Дворца дожей кто-то оставил непогашенную свечу, от которой вспыхнул пожар, уничтоживший практически всю восточную часть здания – от внутреннего двора до Рио-ди-Палаццо. Люди со всего города, поднятые по тревоге, сбежались на пожар и в конце концов сумели потушить его, но не раньше, чем погибло множество бесценных картин и прочих произведений искусства. Можно было спасти и больше, пишет Санудо, если бы дож не запер свои личные покои из страха перед мародерами.

Когда в сенате начали обсуждать восстановление дворца, то выдвинули несколько безумных в своей расточительности предложений, но, к счастью для потомства, за основу взяли прежние архитектурные планы. Не столь мудрым оказалось другое решение – пригласить для руководства работами веронского архитектора и скульптора Антонио Риццо. Что бы мы ни думали о результатах его трудов (а именно Риццо первым отступил от чистой готики и положил начало тому смешению стилей в архитектуре дворца, которое мы наблюдаем сегодня), венецианцам пришлось пожалеть, что заказ не поручили кому-то другому: в 1498 г. обнаружилось, что Риццо уже потратил 80 тысяч дукатов, доведя работу лишь до половины. Официальное расследование показало, что по меньшей мере 12 тысяч из этих денег перекочевало в карман самого архитектора; но на сей раз Совет десяти оказался недостаточно расторопным. Риццо бежал в Анкону, не дожидаясь окончания расследования, а на смену ему пришел Пьетро Ломбардо – любитель разноцветных мраморных инкрустаций и прочих декоративных затей, в итоге обошедшихся Венеции едва ли не дороже, чем казнокрадство его предшественника.

Еще со времен конституционных реформ Доменико Флабанико, проведенных в XI в., Венеция твердо придерживалась правила, запрещавшего занимать кресло дожа двум представителям одной и той же семьи подряд. Полагали, что только так можно предотвратить возникновение правящей династии и тем самым избежать судьбы, постигшей почти все остальные крупные итальянские города. Но в конце XV в. это правило впервые нарушили: Марко Барбариго, преемник Джованни Мочениго, умер менее чем через год после вступления в должность, а следующим дожем в