«Потому что ты ему здесь нужен», — подумал Хамвезе, но вслух сказал:

— Да, тебе очень повезло. Если бы не мой высокочтимый отец, то, по моему мнению, твой талант бы пропал. Думаю, в Суенете тебе делать нечего. Если царь не хочет использовать тебя в Пер-Рамзесе, то в Мемфисе у меня для тебя нашлось бы столько работы, что не хватило бы и трех жизней. Я буду напоминать об этом Благому Богу до тех пор, пока он не отменит твое изгнание. Ты искупил свою вину, завершив его храм. Я думаю, пора забыть старые истории. И в конце концов никому не было нанесено вреда, не так ли?

Пиай побледнел и чуть не поперхнулся:

— Ты вступишься за меня перед его величеством?

Хамвезе утвердительно кивнул:

— За тебя и за твое умение. Мне как верховному жрецу Пта кажется преступлением против нашего бога, носящего титул главного ремесленника, когда такой талант пропадает без пользы. Положись на меня. Я скажу об этом царю, да будет он жив, здрав и могуч. Благой Бог в таких делах прислушивается ко мне.

— Ты думаешь, что Благой Бог не гневается на меня еще за… за…

Хамвезе отмахнулся:

— Я приблизительно знаю о том, что произошло. Почему он должен гневаться? Мерит вышла замуж за Сети, у нее родился ребенок. Правда, брак кажется не особенно… я не знаю, зависит ли это от нее или от Сети… или же от тебя?

В голосе Хамвезе прозвучала легкая насмешка, но Пиай не поддержал его.

— Извини неподобающее мне любопытство, принц. Ты уже видел ребенка Мерит?

— Да. Полагаю, это было в тот день, когда ей давали имя. — Превосходная память Хамвезе тут же воскресило личико маленькой девочки. Он вспомнил ее большие, ясные, серые глаза… и внезапно понял, где он видел такие же. Ему нужно было только поднять взгляд.

— Это твой ребенок, Пиай! Меня не обмануть. Мерит это знает, ты, вероятно, тоже…

— Принц Сети подозревает об этом?

— Нет. Бедняга полагает, что цвет глаз достался ребенку от предков его матери. Не бойся, мой дорогой, я не использую свое знание во вред и теперь честно выскажу тебе свое мнение: Сети не пара Мерит. Я знаю, она не может выйти замуж за тебя, но, если бы я был царем, я бы нашел другое решение. Ну, вы оба живы, так что последнее слово еще не сказано.

— Считается, что последнее слово говорят боги.

— Самое последнее — конечно, на том свете. Но в земной жизни решающим является слово царя, и тут уж зависит от того, кто ему советует. Как видишь, я настроен к тебе дружески. И фараон, да будет он жив, здрав и могуч, до сих пор прислушивался к моим советам.

Хамвезе вступался за любовника Мерит не без задней мысли. Ему и в самом деле нравился Пиай, он ценил его как человека и еще больше как художника, но он, конечно, знал, что возвращение мастера может принести определенное беспокойство в семью Нефертари, и с тех пор, как он решил, чьей стороны держаться, эта мысль казалась удачной. Так он мог оказать услугу Пиайю и одновременно своей семье. К тому же Хамвезе не терпел деятельного вояку Сети. Этот глупец не мог отличить высокий рельеф от углубленного и едва был в состоянии написать свое имя. Хамвезе улыбнулся чуть злорадно, когда представил себе реакцию Сети, если Пиай вернется и связь Мерит с ним возобновится.

— Извини, мой принц, если я спрошу тебя во второй раз, имеешь ли ты желание осмотреть храмы?

— Да, я отвлекся. Хорошо, пойдем посмотрим твои шедевры.

Тем временем разнеслась молва, что сын царя и верховный жрец Пта Хамвезе прибыл с визитом. Ремесленники выстроились цепью по обеим сторонам улицы и, когда оба мужчины направились к храмам, приветствовали принца криками и низкими поклонами.

Так как они подошли с юга, то сначала зашли в Большой храм. Хамвезе отошел, насколько мог подальше, и долго смотрел на четырех высокочтимых богов, у которых было лицо его отца. Они были закончены до пояса. Пиай как раз занимался руками, сложенными на коленях колоссов.

Он тихо взмолился к Пта, чтобы принц не задал ему вопрос, не будет ли стоять на этот раз у ног Благого Бога Изис-Неферт. В таком случае Пиай вынужден был бы ему сказать, что в планы царя входят несколько статуй Нефертари, ее детей и царицы-матери Туи, но не второй супруги. Однако Хамвезе промолчал и прошел несколько шагов вдоль берега, чтобы посмотреть с другой стороны. Наконец он сказал:

— Сам Пта водил твоей рукой при этой работе. Другого объяснения я не нахожу. Какова бы ни была твоя вина, этим произведением ты искупил ее вполне. Я даже могу сказать, что мы теперь твои должники. На сегодня достаточно. Сейчас я отправлюсь во дворец и посещу тебя завтра за работой.

Как на облаках, вернулся Пиай домой. Он сейчас был бы не в состоянии взять в руки молоток и резец, сердце его билось от счастья и надежды. Далекая возлюбленная внезапно стала к нему ближе. Хамвезе не слыл человеком, который раздает пустые обещания. Он по меньшей мере попытается переубедить фараона. В своей радости он обнял Такку, высоко поднял ее и сделал с ней круг.

— Ах, Такка, если бы ты знала, что для меня значит этот визит! — сказал он, задыхаясь и падая в кресло.

— Он рассказал тебе о твоей возлюбленной, — предположила Такка, и лицо ее стало печальным.

— Да, и принц хочет ходатайствовать перед Благим Богом, да будет он жив, здрав и могуч, чтобы я мог вернуться в Мемфис. Ты можешь себе представить, что я был там раньше богатым человеком? Я обладал большим домом, слугами, скотом, землей, и Благой Бог делал мне несколько раз в год богатые подарки. Все это я потерял.

— У тебя был и гарем?

Пиай рассмеялся.

— Этого вопроса я ждал. Да, нечто подобное. У меня были дети, но я никогда о них особо не беспокоился.

— Ты возьмешь меня с собой? В Мемфис, я имею в виду?

Пиай в своей радости еще не думал о том, что будет с Таккой, его маленькой черной любовницей. Он ощущал приязнь к маленькой нубийке, она стала уже частью его жизни.

— И ты этого хочешь? — пошутил он. — Ты же видишь, какую ношу принимаешь на себя ради возлюбленной. Попадаешь на каторжные работы, лишаешься имущества, отправляешься в изгнание.

— Я для тебе не буду никакой ношей, — сказала Такка тоненьким голосочком, в глазах у нее стояли слезы.

Пиай притянул ее к себе и посадил на колени.

— Я не отпущу тебя, моя дорогуша. Если царь, да будет он жив, здрав и могуч, отменит мое изгнание, он возвратит мне также мое имущество, хотя бы часть его, и я попрошу его разрешить тебе отрабатывать свой долг Египту у меня. Тогда ты будешь принадлежать мне, моя черная девочка, и я смогу делать с тобой все, что захочу.

— Я тебе и сейчас принадлежу, — сказала Такка серьезно и освободилась из его объятий. — Я должна еще кое-что сделать в саду. Твой ранний приход поставил все с ног на голову.

— Ты уже сейчас разговариваешь, как жена! Боюсь, мне придется на тебе жениться.