– Я вся внимание.

– Для начала забудьте все, сказанное в “Относительности реальности”. В мире борются не ментальное и психическое, а добро и зло.

– Как банально!

– Что делать, но это действительно так. Назовем эти мировые субстанции Разум и Оркус – раз уж нам так понравились эти названия. Мы, Джу – только заложники этой борьбы. Наше пси и наше кси мечется, не в состоянии отделить хорьков от сусликов, добро от зла, волю от принуждения, свое от навязанного нам извне, делает глупости, ставит в тупик сами мировые силы, и, в конце концов отчаливает в Великую Холодную Пустоту, чтобы освободить место новому поколению наивных идеалистов. Дураки ищут идеала, умники – власти, и все они – щенки перед вечностью и бессмертным игроком.

– Фу. А Лимб?

– Шлюз между вечностью и нами, к тому же с крепкой охраной. Представьте, что будет, если каждый встречный и поперечный начнет шляться туда и обратно, пакостить и топтать грань ирреальности…

– А кто такой Аналитик?

– Уполномоченный вечности.

– А мы?

– Статисты вечности.

– Заткнитесь, Хэри!

– Ну вот, я же говорил, что истина приводит к неприятностям!

Белочка засмеялась, глядя на обескураженную физиономию пси-философа.

– И все-таки вечность оставила нам немало – свободу выбора собственного хода в игре. Мы как дети, которые отталкивают руки матери – потому что иначе никогда не выучатся ходить.

– Вот только выбираем мы чаще всего на редкость скверно, – отпарировал Майер.

– Не все так мрачно, в Лимбе я заметила одну забавную вещь… Вы не поверите.

– Хм… Не была ли это некоторая игра, искусственность происходящего?

– Точно! Не знаю почему, но я твердо уверена, что всемогущие тени Лимба – только застывшие символы, притворяющиеся людьми. А мы, заблуждающиеся или нет – мы все настоящие.

Они помолчали, глядя в окно, как медленно опускаются на мерзлую землю пушистые хлопья снега.

– Поздно, мне пора уходить, – сказал философ.

– Погодите, мне кажется, мы не закончили разговор.

Хэри Майер пожал плечами:

– Почему вы живете в консульской резиденции, вольная гражданка Симониан?

– Совсем не по той причине, которая пришла в ваш циничный, распущенный ум. Это вообще странная история – мой домик сгорел, пока я скиталась по Лимбу, я очнулась, вернулась, а потом так и застряла в Резиденции. У меня такое ощущение, словно меня пытаются держать то ли под колпаком, то ли на коротком поводке.

– Кое-кто боится рецидивов вашего суицида.

– У нашего народно-любимого консула поехала крыша.

– Ну, не скажите. Провернуть комбинацию “Порт-Иллири против Калинус-Холла” – такому здравомыслию позавидует любой.

– Вот после этого он и свихнулся. Диктатора мучает совесть, его превосходительству жаль иллирианских солдат.

– А вам их не жаль? Стыдитесь, Джу! И это говорит сострадалистка.

Белочка нахохлилась под накинутой на плечи меховой курточкой.

– На самом деле иллирианцев мне тоже жаль. Странное ощущение – это как огонь свечи и ветер. Иногда мне кажется, что там, за Бланка-Рива, по ночам мерцает их ментальный след… Ну не могли же мы спокойно позволить убивать себя?

– Конечно нет, это было бы чрезвычайно и непростительно глупо.

– Стриж свихнулся. Меня перестали пускать на операции, его помощник, Миша Бейтс, тенью шастает за мной. Этот референт без конца толчется в коридоре, кажется, даже подсматривает в замочную скважину…

– Ну, это уже ваше испорченное воображение.

– Уходите, Майер, выметайтесь вон, уже поздно. Вы все сговорились злить безработную псионичку.

Философ подобрал свою куртку и не торопясь побрел к выходу.

– Его превосходительство просто мелкий тиран, – добавила Белочка напоследок.

Хэри оглянулся. Фонарь отбрасывал глубокие тени на его лицо, превращая ее в подобие драматической маски. Джу немного сдвинула ментальный барьер и поняла – философ смеется:

– Стриж тиран? Не думаю. Не знаю, за что, но он просто по уши в вас влюблен.

Философ ушел. Снег за окном перестал. Засыпанный снегом Арбел на первый взгляд безмятежно спал.

– Ну и дела. Мне все врут, – Белочка пожала плечами. – А может, стоит проверить?

Она выглянула в пустой коридор – непутевый охранник, видно, бродил в совсем других местах. Отсвет тонкого снега падал на стены.

Джу босиком прошлепала по деревянному полу и потянула на себя скрипучую створку. Сдвинутая ширма торчала в углу. В дальней половине диктаторского кабинета стояла деревянная, старомодного вида кровать. Полог был поднят.

– Кто здесь шляется в темноте? – раздался полусонный голос иллирианца.

– Силуэт.

– А, это вы, леди. Чем изображать привидение, шли бы вы спать. Я теперь угрюмый, занятой человек и не люблю все эти псионические штучки. К тому же я туп на романтику, как истинный нулевик.

Белочка засмеялась и задвинула изнутри тяжелую щеколду. У взъерошенного Дезета был слегка глуповатый вид. Он потянул к себе висящую на стуле армейскую рубашку. Подоконники и табуреты оказались завалены снаряжением. На краю низкого струганного фермерского стола лежал полевой уником. Джу, не вдаваясь в объяснения, скользнула поближе…

– Оставьте в покое мою шею, леди! Что вы делаете в постели государственного чиновника?

– Я хочу соблазнить консула!

Белочка ухватила и крепко дернула шнур балдахина, но случайно задела стул. Стул покачнулся и толкнул стол, уником с веселым треском рухнул на пол.

– Ну, это уже чересчур! Это погром. Я только усталый военный диктатор, который хочет высп…

Она поцелуем заставила его замолчать. Ворвавшийся в щель под дверью зимний сквознячок колыхал опущенный балдахин. Кровать возмущенно заскрипела.

– Ну и ну.

– Нельзя прогонять музу. Муза политики призвана вдохновлять… великих людей…

– Теперь я чрезвычайно вдохновился, теперь пеняйте на себя. В конце концов, вы напросились сами!

– Агрессор!

– Я только пользуюсь законным правом победителя.

У притиснутой к допотопной кровати Джу в темноте полыхали щеки. Разум Стрижа по-прежнему оставался непроницаемым – гладкая стена баз единой трещинки – но это им совершенно не мешало.

– …увы, как честный человек, я теперь обязан жениться…

– В этих наглых намерениях я тебя никогда не поощряла!