– Да, будем, – твердо сказала она. – Лейла, – теперь Джаэлль заговорила неожиданно тихо и мягко, и Пол был прямо-таки ошеломлен столь внезапной переменой ее тона, – ты не должна делать мне замечаний, я не Шил и не Марлин. К тому же ты всего десять дней носишь серые одежды жрицы и должна знать свое место!

– Да черт с ним, с ее одеянием, – взорвался Пол, – и с тем, когда она его надела! Пусть скажет, что она там делала? Что успела услышать?

– Я слышала все! – заявила Лейла.

Джаэлль осталась на удивление спокойной.

– Верю, – сказала она. – А теперь скажи, зачем ты это сделала.

– Из-за Финна, – призналась Лейла. – Потому что я знаю: он пришел от Финна.

– Да-да, – как-то рассеянно кивнула Джаэлль, подошла к девочке и с какой-то тревожащей лаской провела длинным изящным пальцем по ее щеке: – Да, конечно.

– Я ничего не понимаю! – заявил Пол.

Обе повернулись к нему.

– Это естественно, – сказала Джаэлль, вновь полностью овладев собой. – Но разве Дженнифер ничего не рассказывала тебе о та'киене?

– Рассказывала, но…

– И о том, почему она захотела родить своего ребенка в доме Вэй? В доме матери Финна?

– Вон оно что… – Он начинал вспоминать. И уже внимательнее посмотрел на тоненькую светловолосую Лейлу. – Так это она? – спросил он.

Девочка сама ответила ему:

– Да, это я призвала Финна выбрать Самый Долгий Путь. Три раза подряд, а потом еще раз. И я связана с ним, пока он… не уйдет.

Воцарилось напряженное молчание.

– Хорошо, Лейла, – сказала наконец Джаэлль. – А теперь оставь нас. Ты уже сделала все, что могла. И не вздумай кому-нибудь хоть словечко шепнуть.

– Ну вот еще! – возмутилась Лейла. – Я же ради Финна. Иногда у меня в душе точно океан бушует. И мне кажется тогда, что, если бы я вздумала с этим океаном бороться, он бы меня просто утопил и все! – Она повернулась и вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. «Совсем девчонка», – подумал Пол.

Глядя на лицо Верховной жрицы, освещенное светом свечи, Пол вдруг понял, что впервые видит в ее глазах сострадание.

– И ты ничего ей не сделаешь? – прошептал он.

Джаэлль молча помотала головой, по-прежнему глядя на дверь, за которой скрылась девочка.

– Любого другого я бы определенно убила, можешь мне поверить, – сказала она через некоторое время.

– Но не ее?

– Но не ее.

– Почему?

Она повернулась к нему.

– Пусть это останется моей тайной. – Голос у нее звучал почти просительно. – На некоторые загадки лучше не знать ответа, Пуйл. Даже тебе. – Впервые она произнесла вслух его имя. Глаза их встретились, и на этот раз первым взгляд пришлось отвести ему. Сердитый тон Джаэлль был уже вполне ему привычен, как и ее строптивый нрав, но сострадание у нее в глазах пробудило в его душе некие силы, более древние и глубокие, чем даже те, с которыми он соприкоснулся на Древе Жизни.

Он смущенно кашлянул и сказал:

– К утру нам необходимо отсюда уйти.

– Я знаю, – ответила Джаэлль. – Я скоро пошлю за ней.

– Если бы я мог сделать все сам, я бы к тебе не обратился. Я ведь понимаю, это истощит корни Земли, ее жизненную силу.

Она только головой покачала; свет свечи вспыхивал в ее рыжих кудрях.

– Ты и сам сумел проникнуть почти к самым корням, чтобы доставить ее сюда. Только Великий Ткач знает, как глубоко.

– Да? А я-то уж точно этого не знаю! – искренне удивился он, словно в чем-то ей признаваясь. Оба помолчали. В святилище было очень тихо.

– Значит, Дариен, – молвила она.

Он даже дыхание затаил.

– Я понимаю… Ты боишься?

– Да, – сказала она. – А ты?

– Очень.

Они посмотрели друг другу в глаза – их разделяло лишь застеленное ковром пространство от одной стены комнаты до другой – немыслимо огромное, непреодолимое пространство.

– Нам, пожалуй, пора двигаться, – сказал он наконец.

Она подняла руку и потянула за висевший рядом с ней шнур. Где-то прозвонил колокольчик. Когда жрицы в сером вошли в комнату, она быстро и в весьма осторожных выражениях объяснила им, что нужно сделать, и Полу показалось, что они вернулись даже чересчур быстро. И принесли Дженнифер.

Потом потребовалось еще некоторое время: они пошли в святилище, и ему, мужчине, перед этим завязали глаза. Джаэлль пожертвовала Богине немного собственной крови, что немало удивило жриц, и отправилась в Гвен Истрат, где призвала к себе сперва Одиарт, а потом и остальных жриц Мормы. Сообщила им коротко самое необходимое – долго объяснять не потребовалось, – и они все вместе спустились вниз, к Дан Маре, и почувствовали, как живая сила Земли наполняет их души и тела.

– До свидания, – услышала Джаэлль последние слова Пола.

И все вокруг переменилось, как это бывало всегда, – у нее это началось еще в детстве, – и сквозь ее тело теперь словно стремился поток лунного света. Она позволила этой светлой энергии изливаться свободно, воздала благодарность Богине, а потом, выткав необходимый рисунок, отправила Пола и Дженнифер домой.

И после этого оказалась настолько измотанной, что ей хотелось только одного: спать.

А в доме у площади, где некогда прозвучали магические слова та'киены, Вэй укачивала своего новорожденного приемыша, взяв его на руки и сидя у камина. Жрицы в сером принесли ей молоко и пеленки, пообещав доставить все, что будет необходимо малышу. А Финн успел смастерить для Дариена колыбельку.

Она позволила Финну немного подержать братика на руках, и сердце у нее заныло, когда она увидела, какой радостью вспыхнули его глаза. А вдруг это позволит ему еще задержаться здесь, подумала она. Вдруг в этом маленьком загадочном существе заключена такая сила, что сможет воспрепятствовать даже тому зову, который довелось услышать Финну? Что ж, вполне возможно.

И еще кое-что было у нее на уме: каким бы чудовищем ни был отец этого малыша – да будет проклято его имя! – ребенок сам научится любви у тех, кто будет его любить, а уж они-то постараются отдать ему всю свою любовь, и она, и Финн, и Шахар, конечно, когда вернется домой. Да и как можно не любить этого чудесного малыша – такого спокойного, такого хорошенького, с такими ясными синими глазками – синими, как Сторожевые Камни Гинсерата, подумала она, а потом вспомнила, что Сторожевые Камни давно разрушены.

Глянув еще раз на дорогу, Пол просвистел сигнал отбоя. Тревога миновала. Дэйв, обхватив руками столб, поддерживавший ограду, быстро взобрался наверх и перемахнул на ту сторону, тихонько выругавшись при приземлении, потому что угодил по колено в весеннюю грязь.