– Нет-нет, – поспешно ответил он. – Здесь Эйли, моя жена.

Он кивнул в сторону дома:

– Она там, в доме. – Он помолчал и неприветливо добавил: – Кстати, а ты что здесь делаешь в такое время?

Джесс едва заметно улыбнулась:

– Я пришла к тебе как клиентка, Роб Блэр, и нечего на меня рычать, как на какую-нибудь побирушку. Мне нужны яйца, и я готова за них заплатить.

Он робко улыбнулся с восхищением. Она явно была весьма смышленой и к тому же красивой – яркой, дерзкой красотой. Как горделиво она держала голову и встряхивала ею, словно ретивая кобылка; как хороши были изгибы ее статного тела; как сверкали искры в ее глазах и волосах! Его сердце невольно смягчилось.

– Так, значит, у тебя водятся деньжата? – весело заметил он, и по его телу разлилось тепло, словно от доброго вина.

– О, я купаюсь в роскоши! – ответила она тоном герцогини.

– А что, если мне не нужны деньги?

– Но что же тебе нужно? – невинно спросила она.

Он глядел на нее, как проштрафившийся школяр.

– С тобой не соскучишься, – пробормотал он. – Но ты неправильно меня поняла, Джесс. Я вовсе не собирался…

– Тише, тише! – быстро оборвала она. – Не сейчас!

Упрочив свое положение, она вновь стала веселой и игривой.

– Ты так и будешь болтать языком до полуночи, пока бедная девушка не упадет от усталости в ожидании стула и стакана молока?

Его лицо прояснилось.

– Конечно! – воскликнул он. – О чем я только думаю? Скорее заходи в дом и садись в мое личное кресло.

Он взял ее за локоток и с готовностью повел в дом.

– Хозяйка, к нам Джесс Лауден за яйцами! – воскликнул он с притворной простотой. – Налей ей стакан молока после долгой прогулки.

Эйли стояла у кухонного шкафа спиной к двери и расставляла посуду для чая. Казалось, она на мгновение замерла и лишь потом повернулась, чтобы ответить:

– Конечно! Сейчас принесу стакан из буфета.

Джесс, с любопытством разглядывая большую кухню, уселась в лучшее кресло и аккуратно расправила юбки.

– Надо же, – немного наигранно произнесла она, – как тут просторно!

– Недурно, недурно.

Роб с грохотом поставил ведро на подоконник и улыбнулся ей.

Вернулась Эйли со стаканом.

– Что может быть лучше для цвета лица, чем теплое молоко! – весело заметил Роб, наполняя стакан и протягивая его Джесс. – Я и сам на нем вырос.

– Так вот почему ты такой красавчик, – дерзко ответила она.

– Вот именно.

Он даже не подумал ее одернуть.

Повисло недолгое молчание. Джесс изящно сняла перчатку и принялась потягивать молоко. Затем Эйли произнесла:

– Не хочешь ли печенье к молоку… или лепешку?

Она буквально заставляла себя говорить. Но хотя ее голос дрожал, от ее маленькой фигурки веяло таким спокойствием и душевной чистотой, что нарядная и хладнокровная Джесс казалась фальшивой и жеманной.

– Спасибо… нет, – ответила Джесс с безукоризненной вежливостью.

– Сходить за яйцами, Роб? – спросила Эйли, не двигаясь с места.

– Спокойно, женщина, не суетись. Не утруждай себя, у тебя и так выдался непростой день, не сомневаюсь. Я сам схожу за яйцами – попозже.

Он прислонился к арке оконной ниши, глядя на Джесс, которая не спеша потягивала молоко.

– Вкусно? – спросил он через минуту, потому что больше ничего не придумал.

– Очень!

Она округлила глаза, глядя поверх толстого ободка стакана.

Роб направился к двери.

– Тогда я схожу за яйцами. Как насчет дюжины отличных коричневых яиц? Пойдем возьмем свежие прямо из гнезда.

Она нерешительно смотрела на него.

– Идем, Джесс, – ободряюще кивнул он. – Сама выберешь. А после вернешься и попрощаешься с Эйли.

– Хорошо, – ответила она и медленно пошла за ним.

Снаружи темнело; неясно белели хозяйственные постройки, и во дворе лежали странные призрачные тени. Стояла мертвая тишина. Джесс было не по себе, она еле волочила ноги, все больше замедляя шаг, и смотрела в спину Робу, на его широкие плечи, на гордо посаженную маленькую темную голову.

Он остановился у двери амбара и распахнул дверь:

– Срежем здесь путь.

Она мгновенно поняла, что он лишь пытается говорить небрежно, что его уверенность напускная. Он отворачивал лицо; его голос казался чужим; да, внезапно она поняла, почему он повел ее этим путем, и испугалась. Вглядываясь в таинственные глубины амбара, Джесс тщетно прибегла к кокетству:

– Я не могу туда пойти в своем красивом новом платье.

Но это прозвучало тихо, бесполезно; она улыбалась через силу – пародия на ее обычную дерзкую улыбку. Он просто стоял и держал дверь открытой, приглашая ее войти. Она увидела, что он нервничает и не может вымолвить ни слова, увидела, как бешено пульсируют жилки на его висках; и ее неодолимо потянуло к нему.

Кровь прилила к ее коже, забурлила в жилах, обожгла незнакомым дурманящим желанием. Ей отчаянно хотелось пойти с ним в амбар.

Но нет, она не должна, это исключено! Это смешно, глупо; это опасно.

Внезапно, отводя глаза, он сказал, словно принял ее отказ:

– Мы обойдем амбар, раз ты боишься испачкать платье.

– Нет! Д-да, – запинаясь, проговорила Джесс. – Полагаю, это не очень важно…

Она умолкла и облизнула пересохшие губы.

Из амбара доносился сладковатый запах сена. У нее кружилась голова. Предначертанное сбывалось. «Плевать, – подумала она, – я пойду. Один раз живем! Я пойду!» И она вошла в амбар.

Дверь за ними закрылась, и стало не только тихо, но и совсем темно. Она не видела его. Она была рада, что не видит его. Она собиралась идти дальше, притвориться, что и вправду хотела срезать путь. Но не могла. Она жадно ловила воздух губами; раскраснелась, словно от бега; губительная тайная страсть поглотила ее.

Внезапно он заключил ее в объятия. Облегчение и счастье были непередаваемы. Оба молчали. Она прижималась щекой к его шее; ей хотелось прижаться еще сильнее; стеснение в груди приносило одновременно боль и удовольствие. Затем он прильнул к ее губам; его дыхание словно потекло в ее тело. Она обмякла в его руках, дрожа.

Мягкое сено с готовностью приняло ее тело, и это было поистине прекрасно, это было частью ее капитуляции…

Сколько прошло времени – никто из них не знал. Затем Джесс вздохнула и подняла голову. Она чувствовала слабость, холод; все изменилось. С внезапным ужасом она осознала, что натворила.

«Господи помилуй, – подумала она, – это же не я; нет, нет, эта дурочка не я!» Ее охватили злость и сожаление. На мгновение Роб стал ей ненавистен. Она резко села.

– Джесс, – прошептал он, не выпуская ее из объятий.

– Хватит! – крикнула она. – Больше не прикасайся ко мне.

– Но, Джесс!

– Оставь меня! Нам нельзя было