рыба, не соусы, а жаркое. Вы какую птицу больше обожаете?Товарищ прокурора сделал кислое лицо и сказал со вздохом: – К несчастью, я не могу вам сочувствовать: у меня катар желудка.

– Полноте, сударь! Катар желудка доктора выдумали! Больше от вольнодумства да от гордости бывает эта болезнь. Вы не обращайте внимания. Положим, вам кушать не хочется или тошно, а вы не обращайте внимания и кушайте себе. Ежели, положим, подадут к жаркому парочку дупелей, да ежели прибавить к этому куропаточку или парочку перепелочек жирненьких, то тут про всякий катар забудете, честное благородное слово. А жареная индейка? Белая, жирная, сочная этакая, знаете ли, вроде нимфы… – Да, вероятно, это вкусно, – сказал прокурор, грустно улыбаясь. – Индейку, пожалуй, я ел бы. – Господи, а утка? Если взять молодую утку, которая только что в первые морозы ледку хватила, да изжарить ее на противне вместе с картошкой, да чтоб картошка была мелко нарезана, да подрумянилась бы, да чтоб утиным жиром пропиталась, да чтоб…

Философ Милкин сделал зверское лицо и, по-видимому, хотел что-то сказать, но вдруг причмокнул губами, вероятно, вообразив жареную утку, и, не сказав ни слова, влекомый неведомою силой, схватил шляпу и выбежал вон. – Да, пожалуй, я поел бы и утки… – вздохнул товарищ прокурора.

Председатель встал, прошелся и опять сел. – После жаркого человек становится сыт и впадает в сладостное затмение, – продолжал секретарь. – В это время и телу хорошо и на душе умилительно. Для услаждения можете выкушать рюмочки три запеканочки. Председатель крякнул и перечеркнул лист. – Я шестой лист порчу, – сказал он сердито. – Это бессовестно!

– Пишите, пишите, благодетель! – зашептал секретарь. – Я не буду! Я потихоньку. Я вам по совести, Степан Францыч, – продолжал он едва слышным шёпотом, – домашняя самоделковая запеканочка лучше всякого шампанского. После первой же рюмки всю вашу душу охватывает обоняние, этакий мираж, и кажется вам, что вы не в кресле у себя дома, а где-нибудь в Австралии, на каком-нибудь мягчайшем страусе… – Ах, да поедемте, Петр Николаич! – сказал прокурор, нетерпеливо дрыгнув ногой.

– Да-с, – продолжал секретарь. – Во время запеканки хорошо сигарку выкурить и кольца пускать, и в это время в голову приходят такие мечтательные мысли, будто вы генералиссимус или женаты на первейшей красавице в мире, и будто эта красавица плавает целый день перед вашими окнами в этаком бассейне с золотыми рыбками. Она плавает, а вы ей: «Душенька, иди поцелуй меня!»

– Петр Николаич! – простонал товарищ прокурора. – Да-с, – продолжал секретарь. – Покуривши, подбирайте полы халата и айда к постельке! Этак ложитесь на спинку, животиком вверх, и берите газетку в руки. Когда глаза слипаются и во всем теле дремота стоит, приятно читать про политику: там, глядишь, Австрия сплоховала, там Франция кому-нибудь не потрафила, там папа римский наперекор пошел – читаешь, оно и приятно.

Председатель вскочил, швырнул в сторону перо и обеими руками ухватился за шляпу. Товарищ прокурора, забывший о своем катаре и млевший от нетерпения, тоже вскочил.

– Едемте! – крикнул он. – Петр Николаич, а как же особое мнение, – испугался секретарь. – Когда же вы его, благодетель, напишете? Ведь вам в шесть часов в город ехать!

Председатель махнул рукой и бросился к двери. Товарищ прокурора тоже махнул рукой и, подхватив свой портфель, исчез вместе с председателем. Секретарь вздохнул, укоризненно поглядел им вслед и стал убирать бумаги.

Мой бизнес

Первые шаги

…всюду деньги, деньги, деньги,

всюду деньги – господа,

а без денег – жизнь плохая,

не годится никуда…

Сколько себя помню, я всегда любил деньги. Сущность денег (а именно первую часть известной формулы – «деньги-товар-деньги») я стихийно, не изучая Адама Смита и Карла Маркса, осознал еще в одна тысяча девятьсот пятьдесят девятом году, в пятилетнем возрасте. Помнится, я накапливал с полкило дореформенных монет и бежал в наш сельмаг покупать вафли. Параллельно моему финансовому самообразованию развивались и преступные наклонности. Так, в том же 1959 г. я впервые продумал и осуществил крупную кражу. Улучив момент, когда родители отвлекли продавца взвешиванием селедки, я, пользуясь своими размерами, проник под прилавок, тихо снял с полки огромную, почти с меня размером, ярко-красную пожарную машину и незаметно вынес ее из магазина. К сожалению, я ошибся в своих родителях, принимая их за подельников. Они меня заложили. В результате – машину вернули на место, а я испытал, наряду с большим разочарованием, что-то вроде легкого стыда. Затем я поднялся на ступеньку выше и освоил схему «товар (пустые бутылки) – деньги – товар». Несмотря на значительные «усилия» родителей по пополнению запасов бутылочной тары (как в анекдоте: сам получаю 300 рублей, жена – 200, каждый месяц на 100 рублей бутылок сдаем, и все равно на жизнь не хватает!), дело иногда доходило до того, что в поисках пустой бутылки, например, для покупки подсолнечного масла мать вынуждена была бегать к соседям. Мой криминальный ум проявил себя и в этом мероприятии – битые горлышки бутылок я маскировал расплавленным сургучом. Когда бутылок не было, я пользовался безвозвратным и, естественно, беспроцентным кредитом – то есть, выгребал мелочь у родителей из сумочки и карманов, за что был периодически избиваем ими же. Когда я был в третьем классе (к тому времени мы переехали в прикарпатский городок в Долинском районе с романтическим названием Выгода), вся школа играла в «биту» на деньги. Я не играл. Я делал и продавал биты и, кроме того, ссужал деньгами игроков под проценты. В любом случае я был в выигрыше. Часть прибыли я добровольно отдавал знакомому восьмикласснику, который в случае необходимости «помогал» мне возвращать долги. Большинство солидных банков и коммерческих фирм сейчас работают по такой же схеме. Уже тогда у меня водились очень приличные, по тем временам, деньги (более 70 рублей!), которые я хранил на сберкнижке. Много ли вы знаете молодых людей 9-летнего возраста, располагающих своим счетом в сберкассе?

Как-то родители приобрели огромного, пустого внутри керамического коня, залепили ему низ гипсом и объявили это сооружение копилкой, причем, опускали туда исключительно рубли и полтинники. Я долго ходил вокруг драгоценной лошади, пока не нашел способ извлекать из нее монеты при помощи тонкой проволочной петли. Взамен (сообразительности мне хватало) я бросал 5-копеечные монеты. Но человек слаб. В силу естественной жадности я забирал все больше, а опускал все меньше. Вскоре наступила расплата. Родители заподозрили неладное, копилку вскрыли и с горестным изумлением ознакомились с ее содержимым, после чего постарались как можно доступнее, простыми средствами довести до меня тезис о