Центр Будапешта. 11 лет спустя после Второй мировой войны

На протяжении многих недель венгерские события не сходили с первых полос ведущих западноевропейских и американских газет. Именно собирательный образ венгерского борца за свободу стал «человеком года» (1956 года) по версии наиболее влиятельного в ту пору американского политического еженедельника «Time». Но при всем внимании западной прессы к венгерским событиям наиболее глубокий след в осмыслении их сущности оставили не зачастую поверхностные свидетельства западных корреспондентов, иногда просто гнавшихся за сенсацией, а отклики двух крупных восточноевропейских литераторов, лучше чувствовавших венгерскую (и шире, региональную, среднеевропейскую) специфику и принимавших увиденное в Венгрии ближе к сердцу; к тому же их репортажи обладали несомненными художественными достоинствами. Известный сербский писатель, а впоследствии и политик, Добрица Чосич, если верить позднейшей версии, был командирован в Венгрию по распоряжению самого Тито, для того, чтобы дать югославскому руководству и более широкой общественности максимально полную картину венгерских событий. Его репортажи, впервые опубликованные в главной белградской партийной газете «Борба»[816], при всей точности многих характеристик были, впрочем, не лишены субъективизма и спорных моментов.

После расстрела мирной демонстрации перед зданием парламента. 25 октября 1956 года

Так, в соответствии с бытовавшими в соседних странах, в том числе в Югославии, стереотипами в них давалась не совсем адекватная, преувеличенная оценка правой опасности и в том числе угрозы прихода к власти в Будапеште сил, способных выступить с требованиями пересмотра в пользу Венгрии ее так называемых «трианонских» границ[817]. В отличие от Чосича, отягощенного исторически сложившимся в сербском сознании XX века комплексом венгерской «ирредентистской угрозы», польский поэт и публицист Виктор Ворошильский приехал из страны, где этого комплекса в силу тех же исторических причин существовать не могло, а в настроениях интеллигенции осенью 1956 года доминировало, напротив, чувство солидарности с восставшей Венгрией[818].

Демонстрация солидарности с Венгрией. Великобритания. Ноябрь 1956 года. Архив ИПИ

Ворошильский однозначно симпатизировал венгерскому национальному движению за расширение суверенитета страны. Его «Венгерский дневник», впервые опубликованный в 1956 году в варшавском реформ-коммунистическом еженедельнике «Nowa Kultura» и вышедший затем отдельным изданием[819], переведен на несколько языков, издан и в России[820]. При всех несомненных достоинствах свидетельства Ворошильского (а в их числе отсутствие идеализации повстанцев и романтизации насилия) в «Венгерском дневнике» проявляется присущая художнику склонность к некоторой гиперболизации, особенно при описании масштабов боевых действий в Будапеште.

С конца 1956 года на Западе выходят первые собрания разнородных источников о венгерских событиях, включавшие в себя перепечатанные из прессы программные выступления венгерских политиков и политиков других стран в связи с происходившим в Венгрии, дипломатические ноты, газетные репортажи, сообщения информационных агентств, материалы радиопередач, не в последнюю очередь интервью с очевидцами, прежде всего беженцами, оказавшимися на Западе. Наиболее значительное издание такого рода, вышедшее в 1957 году как в Лондоне, так и в Нью-Йорке[821], было подготовлено как бы в противовес так называемой «Белой книге» – выполненной по решению правительства Кадара и изданной на нескольких языках тенденциозной подборке материалов, призванных доказать наличие в Венгрии 1956 года опасности установления праворадикального, фашистского режима[822]. Показания очевидцев, в целом не замалчивая «теневых сторон» движения, в то же время опровергали официальную советско-венгерскую версию о преобладании в нем крайне правых тенденций[823].