между восемнадцатым и двадцать первым веками, то будете поражены доминированием Барда. Он повсюду, в любой литературной форме, какую только можно придумать. И он никогда не бывает одним и тем же: каждая эпоха и каждый писатель изобретают своего Шекспира. И все это от человека, который до сих пор не уверен, что действительно написал пьесы, носящие его имя.

Попробуйте это. В 1982 году Пол Мазурски поставил интересную современную версию "Бури". В ней были и Ариэль (Сьюзан Сарандон), и комичный, но чудовищный Калибан (Рауль Хулия), и Просперо (знаменитый режиссер Джон Кассаветис), и остров, и своеобразная магия. Название фильма? Буря. Вуди Аллен переработал "Сон в летнюю ночь" в свой фильм "Секс-комедия в летнюю ночь". Неплохо. Сериал Masterpiece Theatre от BBC переделал "Отелло" в современную историю о чернокожем комиссаре полиции Джоне Отелло, его прекрасной белой жене Десси и друге Бене Яго, глубоко возмущенном тем, что его обошли при продвижении по службе. Действие не удивит никого, кто знаком с оригиналом. Добавьте к этой постановке оперу XIX века, написанную по мотивам пьесы. Вестсайдская история" - знаменитая переделка "Ромео и Джульетты", которая вновь всплыла в 1990-х годах в фильме с современной подростковой культурой и автоматическими пистолетами. И это спустя столетие или около того после балета Чайковского по той же пьесе. Кажется, "Гамлет" выходит в виде нового фильма каждые пару лет. Том Стоппард рассматривает роль и судьбу второстепенных персонажей из "Гамлета" в своей пьесе "Розенкранц и Гильденстерн мертвы". А в бастионе высокой культуры "Остров Гиллигана" был эпизод, где Фил Сильверс, известный как сержант Билко и, следовательно, добавляющий высокопарности, создавал музыкального Гамлета, главным моментом которого была речь Полония "Ни заемщиком, ни ростовщиком не быть", написанная на мелодию "Хабанеры" из "Кармен" Бизе. Вот это искусство.

Феномен адаптации Шекспира не ограничивается сценой и экраном. Джейн Смайли переосмысливает короля Лира в своем романе "Тысяча акров" (1991). Другое время, другое место, те же размышления о жадности, благодарности, просчетах и любви. Названия? Уильяму Фолкнеру нравилось "Звук и ярость". Олдос Хаксли остановил свой выбор на "Храбром новом мире". Агата Кристи выбрала "By the Pricking of My Thumbs", и это утверждение Рэй Брэдбери завершил романом "Something Wicked This Way Comes". Однако чемпионом по количеству отсылок к Шекспиру должен стать последний роман Анджелы Картер "Мудрые дети". Заглавные дети - близнецы, незаконнорожденные дочери самого известного шекспировского актера своего времени, который является сыном самого известного шекспировского актера своего времени. Хотя близнецы, Дора и Нора Ченс, - артистки песен и танцев, а не артисты "законного" театра, история, которую рассказывает Дора, до краев наполнена шекспировскими страстями и ситуациями. Ее дед убивает свою неверную жену и себя самого в манере, сильно напоминающей "Отелло". Как мы видели в предыдущей главе, женщина, похоже, тонет, как Офелия, только для того, чтобы появиться удивительным образом очень поздно в книге, как Геро в "Много шума из ничего". Роман полон удивительных исчезновений и повторных появлений, переодетых персонажей, женщин, переодетых в мужчин, и двух самых злобных дочерей со времен Реганы и Гонериль, принесших гибель Лиру и его королевству. Картер представляет себе кинопостановку "Сна в летнюю ночь", более катастрофически уморительную, чем все, что могли придумать "грубые механики" оригинала, и результаты напоминают реальную мужскую киноверсию 1930-х годов.

Это лишь несколько вариантов использования шекспировских сюжетов и ситуаций, но если бы это было все, чем он занимался, он бы мало чем отличался от любого другого бессмертного писателя.

Но это еще не все.

Знаете, что самое приятное в чтении старого Уилла? Вы постоянно натыкаетесь на строки, которые слышали и читали всю свою жизнь. Попробуйте эти:

To thine own self be trueAll the world's a stage, / And all the men and women merely playersWhat's in a name? То, что мы зовем розой, / Под любым другим именем пахло бы так же сладкоКакой я негодяй и крестьянский рабДоброй ночи, милый принц, / И полеты ангелов поют тебе о твоем покое!Иди в женский монастырьКто крадет мой кошелек, крадет мусор[Жизнь - это сказка, / Рассказанная идиотом, полная шума и ярости, / Ничего не значащаяЛучшая часть доблести - осторожность(Уходит, преследуемый медведем)Конь! Мы немногие, мы счастливые немногие, мы группа братьевДвойной, двойной, труд и беда; / Огонь горит и котел бурлитПод уколом моих пальцев, / Что-то злое приходит сюдаКачество милосердия не напряжено, / Оно капает, как мягкий дождь с небесО храбрый новый мир, / В котором есть такие люди!

Да, и чтобы я не забыл,

Быть или не быть - вот в чем вопрос.

Вы когда-нибудь слышали что-нибудь из этого? На этой неделе? Сегодня? Я услышал одну из них в новостях в то утро, когда начал писать эту главу. В моем экземпляре Bartlett's Familiar Quotations Шекспир занимает сорок семь страниц. Признаюсь, что не все цитаты мне знакомы, но их достаточно. На самом деле, самое сложное в составлении списка цитат было остановиться. Я мог бы целый день расширять список, не заходя ни в какие малоизвестные места. Первое, что я могу предположить, - это то, что вы, скорее всего, не читали большинство пьес, из которых взяты эти цитаты; второе - то, что вы все равно знаете эти фразы. Не обязательно откуда они взяты, но сами цитаты (или их популярные версии).

Итак, Бард всегда с нами. Что это значит?

Он много значит для нас, читателей, отчасти потому, что он так много значит для наших писателей. Так что давайте подумаем, почему писатели обращаются к нашему мужчине.

Это делает их умнее?

Умнее чего?

Чем, например, цитировать "Рокки и Буллвинкля".

Осторожно, я большой поклонник Лося и Белки. Тем не менее, я принимаю вашу точку зрения. Есть много источников, которые звучат не так хорошо, как Шекспир. Почти все, на самом деле.

Кроме того, это говорит о том, что вы его читали, верно? Вы наткнулись на эту замечательную фразу в процессе чтения, так что, очевидно, вы образованный человек.

Не неизбежно. Я мог бы рассказать вам знаменитую просьбу Ричарда III о лошади с тех пор, как мне исполнилось девять лет. Мой отец был большим поклонником этой пьесы и любил пересказывать отчаяние этой сцены, так что я начал слышать ее в младших классах. Он был фабричным рабочим со средним образованием и не особенно стремился поразить кого-либо своими шикарными познаниями. Однако он был рад, что может говорить об этих великих историях, об этих пьесах, которые он читал и любил. Думаю, в этом