Во владении Августуса находится вилла, хорошо спрятанная от посторонних глаз среди тридцати акров соснового леса. Красивое место, хотя не менее хороши сады, дорожки, фонтаны, скульптуры ангелочков и прочая ерунда.

– Как насчет спарринга по кравату? – спрашиваю я Рока, указывая на тренировочный зал неподалеку. – Помогает отвлечься.

– Не могу, – морщится Рок, пропуская вперед копейщиков и их адъютантов, которые один за другим исчезают в дверях виллы. – Надо идти на конференцию по капитализму в век управления.

– Скукотища! Если хочешь поспать, так кровати на вилле гораздо удобнее!

– Издеваешься? Да эту конференцию открывает сам регулус Солнца!

– Сам Квиксильвер?! – удивленно присвистываю я. – Будешь учиться, как делать бриллианты из гальки? Говорят, что у него на контракте два олимпийских рыцаря, слышал?

– Так и есть. По крайней мере, мать мне рассказывала. Помнишь, что Августус заявил верховной правительнице на коронации? «Мужчина никогда не бывает слишком молодым, слишком мудрым или слишком сильным, чтобы убить другого, а вот слишком богатому убивать незачем».

– Это Аркос сказал.

– Да нет же, Августус, точно тебе говорю!

– Обратись к первоисточникам, брат, – качаю головой я. – Это сказал Лорн Аркос, а верховная правительница обернулась и ответила: «Не забывай, Рыцарь Гнева, что я – женщина».

Для моего поколения Аркос уже не человек, а легенда. Человек, бывший Мечом Марса и Рыцарем Гнева более шестидесяти лет, теперь живет в уединении. Лучшие рыцари из ауреев предлагали ему золотые горы всего лишь за неделю обучения стилю ивы – особому виду кравата. Ему я обязан перстнем-бритвой, с помощью которого разделался с Аполлоном. После игры Лорн Аркос предложил мне присоединиться к его дому, но я предпочел славному старику Августуса.

– «Не забывай, что я – женщина», – повторяет Рок с почтением в голосе – он испытывает такой же трепет перед имперскими легендами, как и я перед историями о Жнеце и Долине. – Поговорим, когда я вернусь. Только без шуточек, а всерьез.

– Всерьез? То есть ты не станешь стонать, вспоминая детские влюбленности, пить вино, а потом перед сном нести бред о потрясающей форме губ Куинн и красоте захоронений этрусков? – спрашиваю я.

– Слово чести, – слегка покраснев, отвечает он, положив руку на сердце.

– Тогда прихвати с собой бутылку этого невероятно дорогого вина, вот и поговорим.

– С меня – три! – с готовностью соглашается Рок и уходит, а я с улыбкой смотрю ему вслед, но на душе у меня неспокойно.

Кое-кто из копейщиков тоже собирается на конференцию вместе с Роком, остальные устраиваются на постой, пока серая охрана Августуса прочесывает окрестности. Черные телохранители следуют за золотыми по пятам, словно бессловесные тени. Розовые из сада цитадели, грациозно покачивая бедрами, одна за другой входят в ворота виллы – члены свиты лорда-губернатора устали от долгого путешествия и жаждут развлечений.

Розовый слуга из цитадели провожает меня в мою комнату. Открыв дверь, я не могу сдержать смех.

– Наверное, это какая-то ошибка, – говорю я, окидывая взглядом крошечную комнатушку со смежной ванной и кладовкой. – Я не уборщик!

– Он не уборщик, нечего ему делать в этом чулане! – раздается у нас за спиной голос Теодоры. – Это ниже его положения! – восклицает она, оглядываясь по сторонам и презрительно морща нос. – На Марсе у меня гардеробная была побольше этой кладовки!

– Вы не на Марсе, а в цитадели, – сквозь зубы цедит слуга, внимательно изучая покрытое морщинами лицо Теодоры своими розовыми глазами. – Бесполезным вещам много места не положено!

Теодора обворожительно улыбается и показывает на знак в виде дерева из розового кварца на груди мужчины:

– Боже мой! Неужели черный тополь из сада Дриопы?

– Полагаю, раньше ты такого не видела, – надменно отзывается он, а потом поворачивается ко мне. – Не знаю, как у вас там в садах Марса воспитывают розовых, господин, но на Луне вашей покорной служанке стоило бы держать себя в руках!

– Разумеется! О, это было так невежливо с моей стороны, – извиняется Теодора. – Я просто решила, что ты можешь знать Матрону Карену.

– Матрону Карену?! – недоуменно переспрашивает слуга.

– Мы вместе воспитывались в садах. Передай ей привет от Теодоры, скажи, что я навещу ее, если позволит время.

– Вы Роза! – восклицает слуга, становясь белым, как стенка.

– Была Розой. Лепестки давно опали. О, но я же не спросила, как твое имя! Я должна сообщить подруге о том, какой радушный прием нам был оказан!

Он бормочет что-то неразборчивое и быстро уходит, на прощание поклонившись Теодоре куда ниже, чем мне.

– Оттянулась? – спрашиваю я у нее.

– Всегда полезно немножко поразмять мышцы. Особенно когда все остальное разминать уже бессмысленно.

– Похоже, что моя карьера заканчивается там, где когда-то началась твоя, – мрачно смеюсь я, подходя к видеоэкрану рядом с постелью.

– Я бы не стала, – останавливает меня она, и я прикусываю нижнюю губу – это наш тайный знак, указывающий, что за нами следят. – Ну да, разумеется… Да и в видеосети вам сейчас делать нечего.

– А что там про меня говорят?

– Спорят, где именно вас похоронят.

Не успеваю ответить, как раздается резкий стук в дверь.

* * *

Розовая служанка Виктры провожает меня на личную террасу своей хозяйки. Похоже, что у нее ванна размером с мою постель.

– Какая несправедливость! – раздается женский голос из-за белесого ствола лавандового дерева. – Тебя просто выкинули за ненадобностью, как какого-то серого наемника! – восклицает Виктра, поглаживая колючий кустарник.

– Виктра, с каких это пор тебя волнует справедливость?

– Ну что ты вечно задираешься! Присядь, – недовольно говорит она.

Идеальное, сияющее лицо не портят даже шрамы, отличающие ее от сестры. Виктра садится и прикуривает какую-то модную сигарету, от которой пахнет лесоповалом на закате. Она пошире в кости, чем Антония, выше ее ростом и напоминает мне острие копья, с холодным свистом рассекающее воздух.

– Ты ошибаешься, Дэрроу, – с раздражением смотрит на меня она, – я тебе не враг!

– А кто же? Друг?

– Ты не в том положении, чтобы разбрасываться друзьями.

– Сейчас мне больше пригодился бы десяток-другой телохранителей…

– Ну у кого же найдется столько денег! – смеется она.

– У тебя, например.

– Поверь, телохранители вряд ли смогут защитить тебя от тебя самого.

– Знаешь, меня сейчас больше волнуют лезвия Беллона.

– Волнение? Так вот что было написано у тебя на лице, когда мы заходили на посадку? – Она едва заметно вздыхает. – Забавно, а я-то решила, что это страх. Нет, скорее ужас! В общем, неприятное чувство, которое возникает с пониманием того, что на Луне тебя и похоронят.