Вероятно, из этих же соображений планировщики отказались от использования наружных галерей, предполагавшихся по первоначальному плану. Как видно из заметок Чарльза Бута[29], исследовавшего проблемы беднейшего населения британской столицы и составившего «карту бедности» Лондона, «если жильцы домов на любой улице города высовываются из окон, оставляют двери незапертыми или сидят на ступенях — будьте уверены, среди них есть немало криминальных субъектов». Были и такие, кто возражал даже против совместного использования балконов двумя семьями. В письме «К строителю» Фрэнсис Батлер настаивал, что квартиры следует планировать полностью изолированными, чтобы рабочий «почувствовал, что [его квартира] была и остается, как говорится, крепостью, и чтобы квартира не теряла ассоциации с «домом», понятием, так много значащим для английского народа».

Каждый корпус зданий на Фаррингтон-роуд насчитывал по пятьдесят две квартиры — это значило, что общее количество жильцов, расселенных в результате реализации этого проекта, составляло более тысячи человек, при том, что общая стоимость арендной платы составляла менее 40 000 фунтов стерлингов. Иногда Городской совет обвиняли в том, что обитатели городских трущоб, снесенных по его настоянию, просто переселились в новые трущобы, расположенные дальше от центра города. Точно так же широкие бульвары османовского Парижа вытеснили тысячи бедняков либо в пригороды, либо в еще не снесенные трущобы беднейших районов. Однако надо отдать должное городскому совету — в сотрудничестве с акционерными компаниями образцовых жилищ его усилия достигли впечатляющих результатов: безобразные трущобы были действительно ликвидированы, а не просто перенесены в другие районы города. Конечно, спрос намного превосходил предложение, а это значило, что обиженных и разочарованных тоже было немало. Когда уважаемые люди, вроде преподобного Уайатта Эджела, спрашивали жителей трущоб, почему они не перебираются в «типовые дома», а снимают комнаты в самых неблагополучных районах Лондона за четыре с половиной шиллинга в неделю, те отвечали, что, дескать, пытались, но не смогли. Выходило, что «типовые дома» забиты до предела семьями клерков, которым городской совет, по всей видимости, отдавал предпочтение перед семьями ремесленников и рабочих. На деле же профессиональный состав жильцов «образцовых» кварталов вполне соответствовал общему составу рабочего класса Лондона, за единственным исключением: в новых домах проживало гораздо больше детей. Почему-то, выбирая между бездетными молодыми семьями и семьями с одним или двумя детьми, компании типа Городской ассоциации по улучшению условий жизни трудящихся классов всегда выбирали последних.

Как беднейшие лондонцы, так и беднейшие парижане, как правило, регулярно меняли место жительства. Однако данные переписи ясно показывают, что обитатели «типовых домов» держались за свои квартиры. Возможно, новые квартиры могли показаться кому-то тесными и шумными, но зато их населяли маленькие дети, а не подозрительные типы без определенных занятий. Целью Городского совета было не давать пристанище «криминальным элементам», а, наоборот, служить «примером выявления и подавления преступности». Этот метод работал вполне успешно, несмотря на то, что дома не были оснащены консьержами, а за порядком следили лишь управляющие, выбиравшиеся из числа жильцов.

Анонимный рассказ о жизни в «типовом доме» Ист-Энда появился в первом томе 17-томного труда Чарльза Бута «Жизнь и труд населения Лондона», вышедшего в 1889 году. «Наброски о жизни в типовом доме» возможно, принадлежат перу Маргарет Харкнесс[30], дочери пастора, приехавшей в Лондон в 1877 году после того, как она отказалась выйти замуж по велению отца. Получив образование медицинской сестры, в начале 1880-х годов Маргарет, подобно Анни Безант[31], Элеоноре Маркс[32] и другим писательницам-социалисткам, совмещавшим общественную деятельность с защитой прав женщин, начала карьеру журналистки и романистки. «Образцовые дома» давали дамам-писательницам не только возможность взглянуть на запретную для них жизнь рабочего класса, но и проявить христианское милосердие, сыграв роль «леди Баунтифул», а также собрать доказательства несостоятельности капиталистической системы, неспособной обеспечить беднейших лондонцев средствами к существованию. Иные благодетельницы начинали помогать беднякам «от скуки»: просто чтобы вырваться из бессмысленной монотонной рутины «благородного» существования и попробовать себя на одном из немногих поприщ, доступных в 1880-е и 1890-е годы образованным женщинам «нового типа». Подробные отчеты, полные натуралистических деталей, в которых трущобы «кромешного» Лондона сравнивались с «дикой Африкой», делали такую работу особенно захватывающей: дамы чувствовали себя почти как Генри Мортон Стэнли[33], самостоятельно осваивая и облагораживая «черный» континент, скрывавшийся в самом центре британской столицы.

Лишенная поддержки семьи и вынужденная жить за счет писательских гонораров, Харкнесс написала подробный отчет (если, конечно, он принадлежит ее перу), опиравшийся на собственный опыт проживания в «типовом доме Кэтрин» в Восточном Смитфилде. Этот комплекс однокомнатных квартир был возведен Генеральной жилищной компанией в восточном Лондоне. Некоторое время управление взяла на себя Беатрис Уэбб, социалистка, которая в дальнейшем основала Лондонскую школу экономики и еженедельную газету «Новый государственник»[34]. В то время как другие лондонские «патрицианки» ограничивались нечастыми посещениями и поверхностным осмотром «злачных» мест, Харкнесс совершила смелый поступок, решив пожить бок о бок с пролетариатом. В своих «Набросках» Маргарет описывает, как проходит день в одном из «типовых домов»: жизнь начинается в пять утра, когда автор слышит, как жилец верхнего этажа, работающий в железнодорожном депо, встает и собирается на работу. Его жена, кстати, накануне стучала на швейной машинке до часа ночи. В восемь утра оживляется живущая за стенкой вдова: она болтает с соседкой, шумно скребя у себя на кухне плиту или кастрюлю. После того, как детей выдворяют в школу, в доме наступает затишье. Днем тоже достаточно тихо; возвратившиеся в полдень дети играют в крикет во дворе, а женщины ходят в гости, чтобы посплетничать. После шести вечера лестницы наполняются звуками шагов и аппетитными ароматами: на кухнях идут приготовления к основной трапезе — ужину. Вечером кое-кто из мужчин отправляется в паб погорланить песни и поболтать о политике, но большинство проводят время с женами и детьми. Поскольку «дом Кэтрин» — жилище с хорошей репутацией, к десяти вечера большинство жильцов укладывается спать.