Все находившиеся в помещении мужчины устремили свои взоры на черноволосую красотку, грациозно пересекшую спальню и вынувшую сначала сумку из шкафа, а затем пудру и зеркальце из сумки. Махровое полотенце, которым она прикрывала плечи, осталось на диване, и каждый из пялившихся таил в душе надежду, что пани Мария Элеонора добьется своего, то бишь испепелит бесстыдницу взглядом. А поскольку на тех, кого подвергают сожжению, одежда горит в первую очередь, ожидания наши имели известную специфику.

– Пани полячка? – Хыдзик, которому надоело копание Черновласки в недрах сумочки, не выдержал первым.

– Ну разумеется, – мило улыбнулась она. – Вот мой паспорт.

Комиссар положил дымящуюся сигарету на краешек раковины и принялся внимательно изучать протянутый ему документ.

– Йованка Бигосяк. – Комиссар читал фамилию громко, с явным расчетом на эффект. – По-вашему, это польское имя?!

– А кто в Польше пользуется польскими именами? – пожала плечами черноволосая. – Много пан знает Земовитов, Бренчиславов, Милан?…

«Нет, не на меня, на нее нужно надевать наручники», – подумал я. Моя «кузина» явно пришлась не по душе пану Хыдзику. И ничего удивительного в этом не было. Стоило только разок заглянуть в глаза этой ведьме.

– Предупреждаю, – мрачно заявил пан комиссар, – если пани будет врать, я арестую ее за попытку помешать расследованию.

– Да никому я не пытаюсь помешать, – улыбнулась пани Йованка Бигосяк. – Марчин был здесь в тринадцать десять. И это могут подтвердить другие.

Комиссар не смог скрыть своего разочарования.

– Есть еще свидетели?

Я с трудом оторвал взгляд от оставленного им на раковине окурка. Улыбка, появившаяся на моем лице, была несколько запоздалой. Я с трудом собрался с мыслями:

– А?… Ну да, конечно. – (Подняв брови, он посмотрел сначала на меня, потом туда, куда я смотрел только что.) – Просто вылетело из головы… Пани Поплавская тоже меня видела. Пани помнит…

– На часы я не смотрела, – отрезала старая кикимора.

– Ну и мой шеф тоже был здесь… Мы немного с ним поспорили. Он подтвердит. Только не говорите ему, что это из-за моего алиби: у него тотчасже обнаружатся провалы в памяти. А мне придется бегать по магазинам…

– Вы что-то покупали? – Настроение у комиссара окончательно испортилось.

– Пиццу и лук, – сказал я. – А на стройке пану комиссару скажут, когда я уехал. Там, конечно, бомба взорвись – ни черта не заметят, но, как я уехал, помнят. Голову даю на отсечение! Так вот, накиньте время на дорогу, на магазины – и у вас, пан комиссар, как раз и будет мое алиби на тринадцать десять…

Мне казалось, я доконал его. Плохо же я знал комиссара Хыдзика.

– А зачем вы положили здесь этот матрас? – Он подошел к раковине и взял свой чертов окурок. Затягиваясь, Хыдзик смотрел на меня странным взглядом. Так умеют смотреть только настоящие полицейские. И так красиво курить. Хотелось бы надеяться, что то, чем они себя травят, по крайней мере качественно набито и горящий табак оттуда не высыпается. Стоял он как раз над матрасом, одна из камер которого была кое-чем наполнена…

– Э-э… М-м-м-ме… – произнес я.

– Марчин вчера немножко выпил, – услышал я голос моей кузины Йованки. Мягкий и мелодичный, как плеск спасательного круга. – Он проверял, нет ли в матрасе дырок. – Она рассмеялась. – Только не спрашивайте меня, как он это делал, я в этом, честное слово, ничего не понимаю.

Ну не ведьма ли?! Разве что дети малые не знали, как это делается с автомобильными и велосипедными камерами. Но только не с надувными матрасами. И не в такой говенной раковине. Не в такой тесной берлоге!..

– Вы собирались спать на нем, пан Малкош? – вкрадчиво поинтересовался комиссар Хыдзик.

И прежде чем я успел кивнуть головой, она опять встряла:

– Мы с ним вчера чуточку поругались. Марчин обиделся, ну и захотел лечь отдельно…

Тут уж комиссар своего шанса не проморгал. Она поднесла ему этот шанс на блюдечке с голубой каемочкой, отчего я впал в легкую панику.

– Ну а до того, как поругались, что между вами было? – Глаза его блестели, усы встопорщились. Так бы и врезал по косточкам. Сначала ему, потом ей. Этой дуре за то, чтобы не распускала язык, а ему, чтобы не стряхивал пепел куда не следует!..

– До этого мы лежали на диване, – мило улыбнулась Йованка, на щеках которой цвел нежный румянец. А вот у пани Марии Элеоноры щеки были густо-бурячного цвета.

Комиссар Хыдзик иронически усмехнулся:

– Пани всегда спит в одной постели со своими кузенами? В таком возрасте, знаете ли… – Он хмыкнул и расправил усы.

– Страх Господень! Блудница вавилонская! – пробормотала пани Поплавская.

– Ну уж не до такой степени я испорчена! – возразила Йованка с непосредственностью законченной идиотки, сующей голову в пасть льву.

– А до какой? – Глаза комиссара сияли.

Йованка многозначительно глянула на пани Поплавскую. Хыдзик ее намек понял и после троекратно повторенной глубокой благодарности за содействие чуть ли не волоком вытащил бедную старушку на лестницу. Вернулся он тяжело дыша.

– Пана Малкоша я тоже должен попросить выйти?

Она пожала плечами:

– А зачем, собственно? Он знает, по какому поводу я пришла…

Этот хам не дал ей договорить:

– И по какому же поводу она к вам пришла, пан Малкош?

Никогда в жизни не был я участником перекрестного допроса. Комиссар явно хотел подловить нас на деталях и неточностях. Должно быть, в молодости, когда он учился на полицейского и одновременно заканчивал начальную школу, кто-то вбил ему в башку, что подозреваемых надо допрашивать по отдельности. Это желание читалось на его морде невооруженным глазом.

Йованка открыла рот:

– Но ведь это же так есте…

Пан комиссар опять перебил ее:

– Я вас спрашиваю, Малкош.

Нужно было что-то сказать. И немедля. Его подозрения рухнули под тяжестью моего алиби. Но подозрительность полицейского – чувство особое. Одна моя ошибка – и пан Хыдзик снова возведет меня в ранг подозреваемого номер один. Хотя бы по причине отсутствия других подозреваемых. Если бы Йованка вдруг подумала, что Хыдзик меня загнал в угол, и опять заговорила бы… Честно говоря, я уже и подумать боялся, что вышло бы в этом случае!

– А что, по-вашему, можно делать на собственном диване с такой вот женщиной в ночной рубашке?

– Вы собирались заниматься сексом? – Глаза комиссара Хыдзика стали похожи на две канцелярские печати.

Я пожал плечами:

– Естественно.

Йованка, на которую он глянул исподлобья, торопливо кивнула головой.

– С кузиной? – криво ухмыльнулся Хыдзик.