что скажи: этот ваш проект для галочки или и в самом деле толк выйдет?

— Точно не для галочки. А выйдет толк или нет — не проверим, не узнаем.

— Ладно! — махнул рукой Хлоб. — Оставляй. Если секретчики тебе доступ к личным делам согласуют, я возражать не стану. Ну а нет, уж не обессудь — против правил не пойду даже во имя науки.

Вердикт комиссара нисколько не воодушевил, но разочарования я не выказал и даже его поблагодарил, прежде чем покинуть кабинет. Если уж на то пошло, не имело особого значения, когда именно я получу доступ к личным делам курсантов: прямо сейчас или через месяц — главное, что получу. В крайнем случае придётся дождаться возвращения из командировки Городца.

По сравнению с теми временами, когда я здесь служил, народу и техники на территории комендатуры изрядно прибавилось — не иначе перебросили подкрепление из пункта постоянной дислокации. Преимущественно на глаза попадались бойцы в форме отдельного научного корпуса, но и люди в штатском тоже встречались не так уж и редко, не иначе именно поэтому, пока я шагал к одному из пакгаузов, никто и не остановил меня и не поинтересовался, какого чёрта тут забыл гражданский.

Михаил Дмитриевич — кладовщик в чине прапорщика и по совместительству инструктор ножевого боя — обнаружился на своём обычном месте, он сидел в тиши и полумраке пакгауза, попивал квас и читал газету.

— О, Линь! — удивился Митрич моему появлению. — Какими судьбами?

— К комиссару по делу заехал, вот и решил заглянуть.

Прапорщик прищурился.

— Старику квас охладить?

— В том числе, — кивнул я. — Но ещё вопрос есть.

Хмыкнув, кладовщик выставил перед собой бидон, и я даже прикасаться к нему не стал, просто начал гасить тепловую энергию и остановился, лишь когда температура содержимого жестяной ёмкости приблизилась к паре градусов выше нуля.

Прапорщик налил себе охлаждённого кваса, сделал глоток и даже крякнул от удовольствия.

— Силён, бродяга! — Он улыбнулся и спросил: — Да спрашивай уже, спрашивай! Точно ведь невтерпёж, раз тренировки дожидаться не стал.

Я кивнул.

— Собственно, Михаил Дмитрич об этом и вопрос. Вы учеников из числа курсантов без протекции берёте? Ну, может, кто-то перспективным кажется…

Прапорщик покачал головой.

— Я, Петенька, учеников вообще не беру. Не мастер, чай.

Проигнорировав ехидные интонации собеседника, я обдумал его ответ и многозначительно заметил:

— Ага, вам курсантов на перевоспитание приводят. Вроде как меня…

— Вроде как тебя, да, — подтвердил Михаил Дмитриевич, остро глянул и уточнил: — Тебя кто-то конкретный интересует?

Я пожал плечами.

— Меня много что интересует, но лезть в чужие дела не стану. Не хватало ещё по шапке получить.

А как иначе? Ясно и понятно, что кто-то из здешних чинов попросил за Барчука и Михея, вот прапорщик и взялся их натаскивать. Мастер — тот ещё мог перспективных курсантов на общих тренировках приметить, а вот Михаил Дмитриевич из другого теста слеплен, он за учениками не гоняется. И не приходят к нему, а приводят.

Кто привёл Барчука? Вопрос.

Но интересоваться этим, злоупотребляя хорошим отношением к себе, точно не стоило. Ответа в любом случае не получу, а осадочек останется.

Ну да ничего страшного — придётся действовать не столь прямолинейно, только и всего.

— По работе интерес возник или это личное? — в свою очередь уточнил прапорщик и приложился к кружке с квасом.

— Второе, — заявил я, поскольку сам до конца не мог объяснить себе, чем так важна личность покровителя Барчука.

Если подумать, за него вполне мог попросить тот же Дыба. Или даже кто повыше — всё же Маленский заметные успехи на курсах демонстрировал, такому не грех протекцию отказать. Если б не перевод в ВОХР и наша недавняя стычка, у меня бы и вовсе никаких сомнений на сей счёт не возникло. Но вот возникли же!

Прапорщик последовал моему примеру и в чужие дела лезть не стал, больше мы этой темы не касались, вместо этого обсудили обстановку в стране. После я пообещал со следующей недели снова начать ходить на тренировки, которые Михаил Дмитриевич проводил для актива военной кафедры, распрощался с ним и поспешил к трамвайной остановке.

Пора было возвращаться в институт.

Остаток пятницы и первая половина субботы пролетели словно одно краткое мгновение. Хоп! — и уже на аэродром выдвигаться пора. При этом я искренне полагал, будто достаточно неплохо справлялся со своими делами, разубедил меня перехвативший на выходе из студсовета Касатон Стройнович.

— Петя, а где рекомендации? — спросил он.

— Какие рекомендации? — не понял я.

— По нашим правонарушителям! Ты вообще опрашивал кого-нибудь?

Я покачал головой.

— Нет, ещё. Характеристики жду.

— Да ты… — Касатон раздражённо глянул на меня и покачал головой. — Ты нам так всю работу запорешь! У нас же не только беглецы, у нас и бытовухи хватает! Пока ты материалы подготовишь, пока мы заседание проведём… Все сроки так пропустим!

О своей и без того чрезвычайной загруженности я говорить не стал по той простой причине, что мои проблемы никого в студсовете не волновали, да и претензии Касатона не на пустом месте родились.

— Займусь этим, — пообещал я.

— Сегодня!

— Сегодня уже не получится.

— Что значит — не получится? — возмутился Стройнович. — Петя, ты нам так все сроки сорвёшь!

— Бытовых правонарушений не так много, — возразил я, вытащил из портфеля стопку протоколов и зажал его под мышкой, начал перебирать бумаги. — Буду разбирать по случаю в день. А сегодня сам с фигурантами пообщаться можешь. Вот, глянь!

— Ты мне предлагаешь твою работу делать? — опешил Стройнович. — Думаешь, мне заняться больше нечем⁈

— Ты глянь сначала! Позови кого-нибудь из замов, того же Беляка, проведёте следственный эксперимент…

Касатон шумно засопел, но всё же изучил протокол, после чего ухмыльнулся.

— Неплохая идея! — признал он. — Но с понедельника начинай работать. Чтоб без проволочек!

— Само собой! — пообещал я и поспешил в лабораторный корпус, нисколько не жалея о том, что пришлось пожертвовать делом о непристойных танцах на столах в кафе «Под пальмой». В конце концов, симпатичная барышня или не особо коленца там выкидывала — ещё не известно, а хорошие отношения с руководством не помешают совершенно точно.

Должен же быть у меня хоть какой-то противовес Вязу!

Между институтом и учебным центром ОНКОР несколько раз в день курсировал пассажирский автобус, а там до аэродрома было и вовсе рукой подать, добрался без проблем, ещё и прибыл на место первым. Время попусту терять не стал, засел в выделенной нам каморке и разобрал медикаменты, заодно приготовил всем травяной чай. После переоделся и взялся изучать очередную дипломную работу по разделению потенциала, а там и Герасим пожаловал.

— Что читаешь? — с порога спросил он, глянул на титульный лист и уточнил: — И как успехи?

— Пока никак, — чистосердечного сознался я, и мы обменялись рукопожатием.

— Ты грызи-грызи гранит науки! — напутствовал меня Герасим. — Только не сейчас. Все уже в сборе.

Я запихал дипломную работу в ранец и закинул его за спину, взял вещмешок с термосами и двинулся на выход.

— Здравия желаю, господин старшина! — поприветствовал меня Иван Кол.

Глеб Клич и Алик Балаган последовали примеру деревенского увальня, а Унтер подошёл и протянул руку.

— Давно не виделись!

Я пожал его широкую и жёсткую будто доска ладонь, спросил:

— Как поживаете, Андрей Мартынович?

— Неплохо поживаю. Грех жаловаться…

— Мы аэродром брали! — похвастался Иван Кол, и тут же получил от Унтера подзатыльник.

— Цыц! — шикнул на него Чешибок. — Не на людях же! В самолёте доложим!

Я распределил термосы, заодно спросил у пластуна:

— В Зимске были?

— Там, — подтвердил он, хлебнул травяного настоя и огладил ладонью вислые усы. — Постреляли немного даже.

Я оглядел подчинённых.

— Все целы?

— Тьфу-тьфу-тьфу! — трижды сплюнул Иван Кол через левое плечо. — Обошлось! Нас операторы прикрывали, такое творили — закачаешься!

Выглядел он непривычно воодушевлённым, а вот Глеб Клич вид имел кислый и хмуро потирал перечертивший щёку шрам.

— Ты чего такой смурной? — пихнул я его в бок и сам же предположил: — Две недели без баб и снова в тайгу?

— Ага, — вздохнул тот. — В понедельник-то хоть вернёмся?

— Вернёмся, — пообещал я и обратил своё внимание на Алика Балагана, который изо всех сил пытался подавить то и дело растягивавшую уголки губ улыбку. — Бутылку давай!

Черноволосый живчик захлопал глазами.

— Какую бутылку?

— Лучше если водку. Если опять зубровку взял, два наряда получишь.

— Да ничего я… — начал было Алик, но осёкся и жалостливо протянул: — Да у меня две недели капли во рту