«Ты. Теперь я знаю, ты на свете есть и каждую минуту. Я тобой дышу, тобой живу. И во сне и наяву. Нет, мне ничего не надо от тебя. Все, чего хочу я – тенью на твоем мелькнув пути, несколько шагов пройти». Вот как так бывает? Есть, видимо, какое-то общее информационное поле, откуда люди берут вдохновение. Вот, сто процентов то, что я чувствую сейчас, а человек взял и выразил задолго до меня. Диме нравится, как я разговариваю. «Вот это что сейчас было? – Это? Это аллегория. – Класс, хорошо сказала».

Варю борщ и думаю о нем. Какая хохлушка и не варит борщ. Красный борщ, зеленый борщ, классический и полтавский, с перчиком и помидорками или с буряками (мы варим с «буряками», а не со «свеклой», он так вкуснее получается). Да, и мы вообще любим широкие застолья. Это что было сейчас? Оксюморон, кажется? Ха. Я могу выражаться нецензурно, используя для этого пассажи экспрессивной лексики, а могу, оказывается, еще оксюморонами выражаться.

Сладостное ожидание встречи с ним после Пасхи. Не тороплю время. Хочется даже как-то продлить это ожидание, потому что знаю теперь, что снова увижу его, и радуюсь этому. Не многим посчастливилось испытать такое чувство. О таких отношениях только в книжках пишут. В жизни, кажется, так не бывает. Дима говорит, что про нашу историю можно снять фильм. Интересно, а могут ли эти отношения быть такими всегда? Думаю, да.

Всегда знала, как будут звать моего сына, видела во снах его. А с дочкой никак не могла определиться. Ни имя, ни к внешность. А тут вдруг мысль из космоса, из ниоткуда. Снежана. Точно. В честь Снежной Королевы. Хочется, чтобы в его честь дочка. Записать. Кажется, что ее дочь уже смотрит на нее, оттуда из ниоткуда. Такая маленькая Снегурочка с очень добрым сердцем, как у папы и мамы.

Жалуюсь Диме на сына. Мне так тяжело. А он кони мочит. Уже как неделю не хочет ходить в школу. Открывает окна, чтобы специально заболеть. И каждое утро то мигрень, то диарея, лишь бы дома оставили. Понимаю, устал. А мне легко? Дима сказал, поговорит со мной отдельно на эту тему. Думаю, они сошлись бы. Может ли женщина самостоятельно правильно воспитать сына? Вряд ли.

Он завтра в Кемерово. Не люблю эти дни. Это даже хуже, чем месячные у женщин. Они хотя бы раз в месяц. А это Кемерово постоянно. Бурчу.

– Целую тебя, солнышко мое. До завтра.

– Целую, милый мой. До завтра. Уже жду завтра. Хочу фотографию твою как сейчас с гарнитурой hand-free. Картинка постоянно прерывается. Такой красивый. Хочу такую фотографию.

– Понял.

Весна. Весенний Киев с ним в сердце. Военная весна. Она еще никогда так счастлива не была. Самая счастливая весна или первая счастливая весна. Мы все ищем свою половинку, а находим себя. Весна с георгиевскими ленточками, весна после Майдана. Сотня погибших на майдане Незалежности, тысячи погибших в Донбассе. Я чту память погибших, это свято. Я не поддерживала Майдан. Потому что считала, что он ничего не даст. Идеи свободы, равенства и братства. Да. Возмущение людей – да. Но революция всегда пожирает своих детей. Революции несут горе, разруху и гражданские войны. Ведь была уже октябрьская революция. Люди, неужели вы не видите, что история повторяется. Или, может, людям нужно крутить колесо истории, чтобы эта телега вновь и вновь проходила по их хребтам. И так до бесконечности. Разочарование Майдана. Аллея Небесной Сотни? Скажите это их родне. Не стоит делать культ смерти. Закопайте топор войны. Давайте будем как мать Тереза. «Я никогда не присоединюсь к движению против войны. Позовите меня, когда появится движение за мир». Я не поддерживала евроинтеграцию. Интеграция с Европой? Мы и есть Европа. Украинский город Рахов – центр Европы. Я была там. Я видела. Зачем нам чужие ценности? Зачем нам Европа с их гостевыми браками? Живут люди вместе, значит boy-friend и girlfriend. Они так дружат, телами. У нас дружат душами. Даже если не расписаны, все равно жена, но гражданская. Хочу, чтоб последнюю рубашку, чтоб в горести и радости, до гробовой доски. Зачем нам их гейпарады и Кончиты Вурст? И если ассимилировать европейские ценности, то давайте начнем с европейского отношения к другим языкам в своей родной стране.

Я не против людей не гетеросексуальной ориентации. Это было всегда, у Шекспира даже было. Зачем пропагандировать? Хочу крепкую семью и отца, который все решает. «Как батя скажет, так и будет». Нашла сегодня интересную трактовку этимологии слова батя: «отец, который торжественно провозглашает, уподобляясь богу» (bha-ta). Смотрю на Диму, он меня не перестает удивлять. Разговаривали с ним сегодня, открылся мне совсем с другой стороны, как отец. Такой и пожалеет, и взбучку даст, и о будущем позаботится. Боже, я так к нему прилипаю. Что же будет со мной? Хотя такой, как он, не обидит в любом случае, при любом раскладе. Я знаю.

Киев – он многоликий, как золото на куполах, он душевный, как беседки в парке, он патриархальный, как Кый, Щэк, Хорив и сестра их Лыбидь, он свободный, как ведьмина Лысая гора. Он древний, он святой. Люблю этот город. Люблю этот город за бесконечные звонки и разговоры с ним. Дима еще ни разу не был в Киеве. Надо же ему тоже было так вляпаться, вляпаться в хохлушку. Думаю о нем и улыбаюсь. Так ему и надо.

В этом городе родился, учился и вырос Булгаков. По этим улочкам могла ходить его Маргарита с желтыми цветами в ожидании своего Мастера. К чему эти все словечки: «укроп», «Хохляндия», «лугандоны», «Кацапия», «Рашка», «колорады». Если я не договорюсь со своим братом, то кто же я сам после этого.

Она настолько в этом плане стала толерантной, научилась к уважать мнение другого человека. А какое мнение у нее? Никакое. Абсолютная правда – это всегда сумма субъективных правд. Каждый видит свою диаметрально противоположную правду. Смогут ли они договориться? Хочется верить. А может, произойдет чудо и все утихнет само собой. Ведь встретила она его каким-то чудесным образом. Нужно только верить.

Киевское метро особое. Под Днепром, поэтому такие глубокие эскалаторы. Таблички рекламы, а мы с Иркой поем. Вполголоса. Женщины смотрят с осуждением – как дети. Мужчины с восхищением. И на душе так хорошо. Длинный переход с Хрещатика на Майдан, здесь, наверное, во время Великой Отечественной войны люди прятались от авианалетов. Господи, хоть бы не повторилось.

Подумаешь, как дети. А что такое возраст. Нам диктуют стереотипы, как одеваться. Что можно и что нельзя в определенном возрасте. Почему если у меня яркая жизнь, у меня должна быть грустная одежда. Хочу не по моде, по душе. Я так хочу. Что возраст для женщины? В каждом возрасте есть свои прелести, и каждый год стоит прожить. Очень нравится мой сегодняшний возраст. Я наконец поняла, что я хочу от жизни. Осталось теперь только все это построить. Когда-нибудь я стану такой мудрой и жизнерадостной бабулечкой с походами в парк и прыганием с любимой внучкой через лужи. Живем один раз. Живем сегодня. Вон Валькина свекровь, взяла и в 60 лет вышла замуж за любовь свою первую. А почему б и нет? Фата, баян, все как полагается – невестка устроила. Женщина – всегда женщина, в любом возрасте. Ей праздника хочется.

Так интересно, что все ее любимые города тесно переплетены с войной. Севастополь. Как там сейчас, интересно. Давно не общалась ни с кем из Севастополя. У нее Севастополь – это своеобразный ритуал. Заряд энергией на ближайшие полгода. Ей по душе Севастополь в середине марта-апреле-начале мая. Этот обжигающесоленый ветер на набережной и кафе. Капучино. Памятник освободителям. Владимирский собор. Практически полное отсутствие туристов. Пенные брызги. Прозрачная вода и чайки на воде. И бескрайние просторы. В Севастополе хорошо слушать Земфиру. Матросики. Красивые такие. Молодые. Так и хочется что-нибудь выкинуть эдакое, нафеячить, в общем. Начало мая, репетиция парада. «Как нам сократить путь? – Только быстро. За мной». Что значат его погоны – неудобно спросить. Говорит кратко, как команды отдает. Кругом. Шагом марш. Такого хочется как-то сразу слушаться. Наши пацаны навытяжку и за ним. Мы с Анькой вприпрыжку тоже за ним. Все женщины мира с беспросветной тоской смотрят на таких. Таких хочется ждать. С такими нестрашно.