головки, выступающей над стволом, и я умираю-не могу, как хочу ее облизать!

– Глеб! – я ловлю его, когда он снова склоняется надо мной, вцепляюсь ему в плечи и смотрю в серо-стальные глаза. – Я плачу тебе, чтобы получать удовольствие.

– Все так, – говорит Глеб деловито. – Ложись обратно, сейчас все будет.

– По-моему, удовольствие пока получаешь только ты! – возмущаюсь я.

– Да? – спрашивает он, и снова лижет большой палец и обводит им мой сосок.

Шиплю от простреливающего между ног желания.

– Да! – отвечаю твердо.

– Чего же ты хочешь? – спрашивает он, склоняя голову набок, но не прекращая поглживать шершавым пальцем ареолу, чуть-чуть царапая кожу, не давая потухнуть острым искрам, которые он выпустил на свободу.

– Этого… – отвечаю, глядя ему в глаза и ныряя ладонью в его боксеры.

Ох…

Пять лет не держала в руках член.

Забыла совсем, как он отзывается на прикосновения.

Вообще все забыла.

Он же такой… классный. Упругий и пружинящий.

Нежный на ощупь, шелковистый, но под этим шелком – каменная твердость.

Если обнажить головку и провести по ней пальцем – она очень-очень гладкая, глянцевая.

А острым ногтем задеть уздечку – Глеб вздрогнет, и его зрачки мгновенно расширятся, оставляя от стальной радужки только узкую кромку.

В юности члена побаиваешься.

Чуть позже – используешь утилитарно.

Когда видишь его слишком часто – начинает раздражать.

Кто-то из мужчин не доверяет его касаться, кто-то чересчур настаивает, и это бесит.

И только после долгого перерыва с послушным твоему слову эскортником можно как следует насладиться этим чудом. Горячим, напряженным, ждущим…

– Встань, – хриплым голосом прошу я, спихивая его на пол.

И вот так, когда Глеб стоит, а я перед ним на кровати на коленях, я оказываюсь на самой идеальной высоте для того, чтобы наконец высвободить его член из трусов и на мгновение отклониться, любуясь тем, как он покачивается, словно приглашая меня сделать с ним все, что я хочу.

Нет, не среднего размера. Совсем не среднего.

Напишу жалобу менеджеру.

Потом…

А сейчас…

Я наклоняюсь и обнимаю губами гладкую-гладкую головку.

Скольжу до ее края, посасываю, как карамельку.

Упираюсь ладонями в мускулистые бедра и надеваюсь ртом на член, впуская его внутрь почти целиком.

Низкий мужской стон становится мне еще одной наградой.

Но, если честно, мне плевать на удовольствие Глеба.

Я просто тащусь от его члена.

Глеб. 12

Если у всех эскортников такая жизнь, то я готов, где подписать?

Я вообще, кажется, не ту профессию выбрал. И готов пересмотреть жизненные приоритеты и цели на ближайшие пять лет. Немедленно.

Им за это еще и платят?!

У меня такого охеренного минета не было ни по любви, ни за деньги, ни на кураже.

Дело не в технике. Техника как раз страдала.

Арина то и дело задевала зубами то, что зубами задевать ни в коем случае нельзя.

И засасывала с такой силой, словно соревновалась с новейшими моделями пылесосов.

Дело не в увлеченности.

Видал я дев, сосавших с грандиозной самоотдачей. Словно у них в горле был еще один клитор и оставалось десять секунд до оргазма.

Хотя, конечно, если бы у них в горле был клитор, они вряд ли засовывали бы туда член, есть вещи поудобнее для таких целей.

Возможно, они достаточно умело притворялись – меня в те моменты это волновало мало.

Однако теперь я понимал, что в их остервенелой умелости не хватало кое-чего важного.

Или просто я такой извращенец, что меня бешено заводит, что у Арины с моим членом какие-то собственные отношения?

Обо мне она вообще забывает, облизывая, обсасывая, любуясь им. Она то рисует кончиком языка сложные узоры на стволе, то проходится пальцами, словно пытаясь наигрывать мелодию, будто на флейте, то жадно заглатывает его до самого горла, давится, вытирает слезы и снова заглатывает. Нежность скользящих губ сменяется страстью высасывающего душу горячего рта.

Глубокой личности Глеба Андреевича Мельникова в этой вакханалии места нет.

Но я не в обиде.

То и дело я уплываю куда-то, едва держусь на ногах – кости плавятся, и все тело простреливает тянущим удовольствием.

Возвращаюсь и снова вижу, как она восхищенно тащится от своей игры. Прикусывает мошонку, скользит руками вперед-назад, крепко стискивая ствол, порхает языком по уздечке и поднимает на меня взгляд, на мгновение встречаясь глазами – меня протряхивает с ног до головы от выражения жадной радости на ее лице.

Такое чувство, что она получает куда больше удовольствия, чем я.

Погружать пальцы в ее волосы, перебирать их, чуть-чуть потягивать, когда она чересчур увлекается – еще одна капля удовольствия для меня. Страшно хочется надавить на затылок, направить, задать темп, который она постоянно теряет, мучительно оттягивая мой… кхм… конец?

А, финал, да.

Финал, точно.

Давно бы кончил ударным трудом, намотав ее волосы на кулак и вбившись в горло до текущих слез. Взял бы дело в свои руки.

С другой.

С той, умелой, у которой клитор в горле.

Арину же прерывать не хочется. У нее там – любовь! У нее там – роман! С одной из любимых моих частей тела.

Так что – пусть.

Я еле держусь, балансируя на грани, давно наплевав на свое иллюзорное достоинство и не сдерживаю рвущиеся сквозь зубы стоны.

И уже не держусь.

Черт знает что вытворяет эта Арина! Черт знает что – я едва успеваю выдохнуть:

– Я сейчас…

На меня накатывает сокрушительная волна, рвущая мышцы, ломающая кости, выкручивающая позвоночник – не так я обычно описываю свои оргазмы, если вдруг и описываю. Но из песни слова не выкинешь.

Это была пытка, а не минет.

Готов отдать полжизни за следующий.

Арина отстраняется в последний момент, вскидывает на меня глаза и высовывает язык.

Если она чем и может меня добить, то этим.

Блядским этим взглядом, покорностью и дерзостью в одном.

Кончаю ей на язык, на лицо, на грудь, до последней секунды не закрывая глаза, и ее взгляд высасывает из меня дыхание вместе со спермой.

Сдохнуть можно.

Но рано.

Я повержен, уничтожен, от меня осталась жалкая оболочка… Зато Арина на взводе, ее аж потряхивает от электрических импульсов, пробегающих по коже.

– Иди сюда, – говорю я, пока она облизывается, как кошка, подбирая языком с пальцев последние капли.

Стаскиваю с нее трусы, невзирая на то, что она пищит:

– Нет!

Развожу ее бедра ребром ладони и провожу медленным скользящим движением между ног.

– А твоя киска говорит – да.

– Фу, не называй ее киской, – морщится Арина.

– А как называть?

Опускаюсь на