Староста щелкнул кусачками около лица Пейла. Пейл резко дернул головой. Потом почувствовал, как по щеке и шее побежало теплое.

— Что ты натворил? — дрожащим голосом спросил он, пытаясь скосить глаз и оценить причиненный ущерб.

— Отрезал мочку твоего бледного уха, — сказал староста. — Знаешь, кровь тебе к лицу.

Пришла боль, но Пейл сдержался и не закричал. Только втянул воздух сквозь плотно сжатые зубы.

— Будет хуже, если ты не подчинишься моим правилам, — сказал староста. — Будь умницей, делай, как я говорю, и мы быстро со всем разберемся.

Пейл попытался оценить ситуацию, но оценивать было особенно нечего: зрачки старосты были такими узкими, что превратились в две едва различимые точки. Если Пейл не хочет, чтобы этим двоеточием закончилась его жизнь, придется слушаться.

Он кивнул, продираясь сквозь боль, пульсировавшую где-то слева.

— Вот, умница! — протянул староста. — А теперь раскрой кулак, растопырь пальцы! Да не дрожи ты, мне же неудобно! Я не сделаю ничего плохого…

Указательный палец левой руки снова оказался в тисках.

— Вот, это мой детектор лжи. Знаешь, в прошлом были такие машины. Уж не знаю, как они выглядели или как работали, но они помогали отличить правду от вранья. На мой взгляд, нет в мире лучшего правосудия, чем лезвие. Оно отметает все лишнее.

Григорий на секунду задумался.

— Так вот, у меня всего лишь один вопрос к тебе, Пейл Арсин. Хорошо подумай, прежде чем ответить.

Пейл медленно кивнул, обливаясь потом. Он непроизвольно сжал кулак, но староста забормотал и зацокал, и он снова разжал ладонь.

Староста медленно, четко выговаривая каждый звук, сказал:

— Ты трахал мою дочь?

Взгляд Пейла заметался по комнате, как напуганная мартышка по клетке. А потом вдруг замер и сконцентрировался на старосте. Пейл чуть подался вперед и тихо сказал:

— Да.

Пейл собирался сказать что-то еще, но не успел: староста взревел и свел рукояти кусачек. Брызнула кровь, палец Пейла отделился от руки, повис на тонкой полоске кожи, а потом упал на пол.

У Пейла в голове будто вспыхнуло маленькое белое солнце. Потом накатила боль, и Пейл закричал.

Дальше все происходило будто в тумане. Староста пытался отсечь оставшиеся пальцы, но только уродовал руку. Пейл кричал, извивался на стуле, пока не повалился на спину. Григорий рычал, визжал, пародируя Пейла, что-то приговаривал и хрюкал, как свинья. Пейл не зря опасался падать на спину, когда еще сохранял трезвость ума: кусачки тут же потянулись к промежности.

Вдруг по участку словно пронесся вихрь. Раздался глухой стук, староста выпустил кусачки из рук и начал медленно поворачиваться. Безумие соскользнуло с лица, оставив удивленную гримасу, глаза закатились, и Григорий мешком повалился на пол. Из пробитого черепа толчками вытекала кровь.

Над ним стояла медсестра Снежана. В ее позе можно было разглядеть первобытное превосходство, в выражении лица — божественный гнев. Она была прекрасна, как валькирия, только оценить это никто не мог. Оба мужчины истекали кровью, один живой, другой мертвый. Шанс лицезреть торжество сильной женщины над мужским полом выпал Руслану, который ввалился в участок вслед за подоспевшей Снежаной. Он замешкался, оступившись на пороге, — и этого мгновения хватило, чтобы жизнь старосты трагически оборвалась.

Руслан глядел на Снежану, на мертвого Григория, на изуродованного Пейла и хлопал ртом, как рыбка в аквариуме.

— Чего встал?! — прошипела Снежана. — Мы должны помочь Пейлу!

* * *

— Снежана, ты в своем уме? — неистовствовал доктор Анатоль. Руслан вытащил его из постели (доктор ложился рано, чтобы рано встать — так его меньше мучили мигрени) и привел в участок. Когда Анатоль понял, что произошло, он взорвался.

— Я никогда не любил этого сукина сына и всегда желал ему смерти. Григорий — самый бездарный и тупой староста за всю историю Приюта. И у меня к нему личные счеты, ты сама знаешь. Черт! Но не так же! — восклицал Анатоль. — Ты пришибла его как собаку! Молотком! Да ты в своем уме? И теперь ты хочешь, чтобы я подтвердил ваш дурацкий обман! Вы здесь все свихнулись, что ли?

Снежана держалась на удивление спокойно. Она стояла, опершись спиной о стену и сложив руки на груди. Рядом в кресле сидел Пейл Арсин, разбитый, подавленный, впившийся взглядом в покалеченную руку, спрятанную за бинтами. Руслан сидел за своим столом, схватившись за голову. Мертвого старосту накрыли старым одеялом, которое отыскали где-то среди здешнего хлама.

— Послушай, Анатоль, — Снежана говорила спокойно и рассудительно, — Григорий не успокоился бы, пока не убил Пейла. Он озверел и собирался отрезать ему член. Он был опасен, и я приняла единственное правильное решение. Я избавилась от него. Так поступил бы любой мужчина на моем месте.

Она бросила испепеляющий взгляд в сторону Руслана, но тот, кажется, ничего не заметил, погруженный в свои мрачные мысли.

— К тому же, — продолжила Снежана, — ты помнишь, что о Григории ходили какие-то отвратительные слухи. Лилия пожаловалась однажды Марте, а та растрепала всем.

— Какие еще слухи? — раздраженно сказал Анатоль. — О чем мы вообще говорим?

— О том, что Григорий домогался своей дочери.

Анатоль дернул щекой, а Пейл и Руслан на время восстановили концентрацию и повернули головы к Снежане.

— Как бы там ни было, староста был плохим человеком, и он потерял контроль над собой. Я выполола его как сорняк. И теперь всем будет лучше, если ты подыграешь мне и скажешь, что он умер от сердечного приступа, когда остался поговорить с Пейлом. Переволновался, схватился за грудь и его не стало.

— Как ты объяснишь дырку в его голове, мать твою? — возопил Анатоль. — Скажешь, что сердце вывалилось у него из затылка? Или предложишь отрезать голову, а тело сжечь, потому что его мерзкая рожа всех достала?

— Он споткнулся, упал и ударился головой о край стола, — в голосе Снежаны зазвучало раздражение. — Подтверждать все равно будете вы с Русланом. Руслан ты же не будешь вставлять нам палки в колеса? — Снежана повернулась к городовому.

Руслан вяло поднял голову и кивнул, наперед соглашаясь со всем, что скажет Снежана.

— Вот и славно! — кивнула медсестра. — Если мы расскажем все, как есть, люди набросятся на нас с Пейлом и будут считать, что мы с ним действуем заодно. А это не так: ни я, ни Пейл ни в чем не виноваты. Так сложились обстоятельства. Не удивлюсь, если Лилию убил ее папочка. Тогда я воздала мерзавцу по заслугам.

— Полегче, Шерлок, — поморщился Анатоль. — Я понимаю, все и так на взводе, и лишний раз лучше не разжигать. Пейл, ты-то сам что думаешь? Ты хочешь, чтобы мы устроили этот обман для тебя? Может, тебе проще уйти, откуда ты пришел? Тогда мы просто скажем, что ты убил старосту, предположительно убил Лилию. Приют проклянет тебя и заживет дальше своей жизнью.