Когда после обеда Джен приехала к матери, у нее чуть сердце не разорвалось от жалости. Аманда выглядела ужасно. Казалось, ей больше не€ для чего жить, и — самое главное — она действительно чувствовала себя так, словно ее жизнь кончена. Ничто ее не интересовало, ничто не трогало. Напрасно Джен упрашивала, умоляла, соблазняла и даже грозила. В ответ на ее слова, что если она не возьмет себя в руки, то они с Луизой переедут к ней и начнут насильно кормить ее и выводить на прогулки, Аманда только устало вздохнула.

— У вас, девочки, должны быть другие дела. Незачем вам тратить свое время на то, чтобы ухаживать за старухой, — сказала она. — Кстати, как там новый фильм Пола?

Каждый раз, когда речь заходила о ней, Аманда старалась перевести разговор на другое, однако сегодня Джен была не расположена беседовать ни о Поле, ни о чем‑либо еще. Но, что бы она ни говорила, как бы ни убеждала мать в том, что дальше так продолжаться не может, Аманда только качала головой, и в конце концов Джен основательно разозлилась. Она так и заявила матери, чувствуя, что еще немного, и она попросту взорвется.

— Знаешь, мама, иногда мне просто хочется разбить что‑нибудь о твою глупую голову, — сказала она в сердцах. — Посуди сама: у тебя есть все для счастливой и спокойной жизни: деньги, отличный дом, дочери, которые тебя любят… А ты, вместо того чтобы радоваться, только сидишь и льешь слезы, жалея себя и папу. Можешь ты хоть раз подумать не о себе, а о ком‑нибудь другом? Неужели ты ни капельки не любишь нас? Неужели тебе все равно, что мы из‑за тебя с ума сходим? Я, например, уже давно не могу думать ни о чем другом, кроме того, что ты находишься на грани и сама загоняешь себя в могилу. Об этом и еще о том, что у меня, наверное, никогда не будет детей…

Тут она неожиданно разрыдалась, да так горько, что Аманда, позабыв о своих несчастьях, бросилась к дочери и заключила ее в объятия. Одно это искупало ту боль и беспокойство, которые она причинила дочерям, и Джен с благодарностью прижалась к матери. Через некоторое время они плакали уже обе.

— Прости меня, Джен, — прошептала Аманда. — Прости меня за все. Я вела себя как последняя эгоистка. Ты заставила меня понять это, и я сожалею…

Джен оторвала мокрое от слез лицо от плеча матери и посмотрела ей в глаза. Да, пусть невольно, но ей все‑таки удалось найти подходящие слова, которые помогли Аманде опомниться. Казалось, она даже порозовела.

— Я так боялась, мама, — призналась Джен, громко шмыгая носом. — Ведь ты даже перестала пользоваться косметикой, перестала одеваться, как раньше. А погляди на свои волосы! Они выглядят просто ужасно!..

Впервые за много месяцев Джен была откровенна с матерью, но эта откровенность далась ей удивительно легко. И, как ни странно, Аманда вовсе не обиделась на ее слова. Напротив, она даже улыбнулась и, повернувшись к зеркалу, окинула себя критическим взглядом.

То, что она увидела, ей вовсе не понравилось. Женщину, которая отражалась в зеркале, все еще можно было назвать красивой, но выглядела она высохшей, печальной и неухоженной. И это было неудивительно, поскольку на протяжении вот уже почти целого года Аманда почти не обращала внимания на то, что с ней происходит.

Джен тоже посмотрела на мать в зеркало и неожиданно решила попробовать на ней прием Пола.

— Давай сходим сегодня вечером на вечеринку в салон отца Пола? — предложила она таким тоном, словно речь шла о чем‑то совершенно обычном. — Он нас приглашает.

— Пойти туда? — опешила Аманда. — В этот магазин?

Как Джен и предвидела, это предложение потрясло и возмутило ее мать до глубины души. Казалось, на мгновение она даже забыла о смерти мужа.

— Ты, наверное, просто не понимаешь, что говоришь. Это настоящее безумие!

— Безумие — это то, чем ты занималась весь этот год, — жестко возразила Джен, которой не терпелось закрепить свой нежданный успех. — Ну же, мамочка, сделай это для меня! Тебе вовсе не обязательно танцевать там и быть гвоздем программы. Приличное платье, немного косметики — и ты вполне готова. Если хочешь, я могу помочь тебе уложить волосы. Мы поедем вместе, так что тебе не будет там ни скучно, ни одиноко. Пожалуйста, мам, Пол будет просто счастлив!

— А может, нам лучше просто сходить в ресторан? — неожиданно засомневалась Аманда. — Мы поедем в «Спаго», все втроем. Я уверена, что Полу там очень понравится…

— Это мы сделаем в другой раз, — ответила Джен самым решительным тоном. — А сегодня я хочу, чтобы ты поехала с нами. Нам вовсе не обязательно оставаться там до вечера. Думаю, на первый раз вполне достаточно будет получаса. Главное, чтобы ты отважилась на этот шаг… Сделай это для меня, пожалуйста. Для меня, для Лу… для папы, наконец. Он бы очень расстроился, если бы узнал, что ради него ты заточила себя в четырех стенах. Я уверена — он хотел бы, чтобы ты была счастлива. Ну, что скажешь?

Она смотрела на мать затаив дыхание. Аманда задумалась; было видно, что она все еще колеблется. В какое‑то мгновение она нахмурилась, и у Джен упало сердце — она была совершенно уверена, что все зря и что мать никуда не поедет ни сегодня, ни вообще когда‑либо.

Аманда неожиданно выпрямилась и серьезно посмотрела на дочь.

— Ты действительно уверена, что твой отец хотел бы этого? — спросила она строго, и Джен уверенно кивнула. Удивительно, подумала она, как много, оказывается, может значить для тебя мнение другого человека, пусть этого человека уже давно нет на свете.

— Абсолютно, мама.

Это была ложь, но Джен очень хотелось, чтобы Аманда поверила ей.

— Хорошо. — Аманда кивнула и, повернувшись на каблуках, направилась в спальню. Джен последовала за ней, не смея спросить мать, что же она в конце концов решила. Аманда уже включила свет в гардеробной. Судя по звукам, которые доносились до Джен, ее мать перебирала висящие на вешалке платья. Прошло минут пять, прежде чем она снова появилась в комнате, держа перед собой вешалку, на которой висело строгое черное платье.

— Что ты на это скажешь? — спросила она у дочери, которая смотрела на нее во все глаза, не веря, что она все‑таки сумела сделать это, сумела пробиться к матери сквозь стену горя и отчаяния, которой Аманда отгородилась от всего мира. Только сейчас Джен поняла, как сильно она рисковала, огорошив мать неожиданным предложением пойти на вечеринку, но все, слава богу, кончилось хорошо. Ей, кажется, удалось вырвать Аманду из дома, где мать твердо решила провести остаток своих дней. Фигурально выражаясь, Джен сумела вытащить мать живой из могилы мужа, куда та добровольно уложила себя год назад.

— Не слишком ли официально? — спросила Джен и задумчиво прищурилась. Платье совершенно не годилось для вечеринки, но Джен боялась спугнуть свою удачу. Войдя в гардеробную вслед за матерью, она быстро огляделась. — Ну‑ка, взгляни на это, — сказала Джен, взяв с вешалки темно‑пурпурное платье, которое, как помнила Джен, Аманда когда‑то очень любила. — Примерь, не будет ли оно на тебе висеть — ведь ты стала такая… изящная, — поспешно добавила она, боясь, что Аманда снова начнет задумываться и сомневаться.