Одна миля до дома.

Глубоко вздохнув, он свернул с шоссе и начал извилистый подъем. Сугробы по обеим сторонам дороги. Сначала он увидел дом краем глаза, сквозь деревья. Верх каменной трубы. Желтый свет, озарявший переднюю стену, всю из окон, мерцал между веток, пока он забирался все выше и выше.

Неотвратимость возвращения показалась ему практически абсурдной. Он подъезжал к единственному месту, которого старательно избегал на протяжении многих лет. Монтагю-хаус. И он же был его создателем. Огромная часть жизни, отданная дизайну, чертежам, наброскам, мечтам… Сколько времени ушло на строительство, шлифовку, резьбу по дереву… И если бы он мог отбросить эмоции, связанные с событием из прошлого, осталась бы тупая боль желания, и чем ближе он подъезжал, тем сильнее, словно магнитом, это место притягивало его. Это был не только первый дом, который он закончил, это был его лучший дом. Каждый следующий оставался в тени его первого триумфа. Он достиг вершины в начале пути. Как в любви. Генри верил, что по-настоящему влюбляешься только один раз. Потом, если что-то не сработало и ты влюбляешься снова, на самом деле ты влюбляешься в память о том, как это было в первый раз.

Клодин была его первой любовью. Дом — второй.

Генри обогнул последний сугроб — и вот он, во всей красе. Монтагю-хаус. Огромный, уверенно выставляющий свою красоту напоказ в бурную ночь, требующий обожания.

Генри знал, что не пойдет через парадную дверь. Для него парадная дверь предназначалась для гостей. Рискуя утопить туфли в снегу, он обошел дом и вошел через маленькую прихожую, ведущую в кухню. Пробраться внутрь таким образом представлялось ему меньшим потрясением, нежели с порога оказаться в самом сердце дома. Он зашел быстро и по-деловому, настроенный выиграть первую битву на входе. И на автомате, не глядя по сторонам, повесил пальто, не заметив, что его рука сама нашла вешалку.

Дышал он свободно. Дрожи не было. Он справится.

Оказавшись в кухне, он вспомнил, какая она была большая. И сразу отметил блестящую сталь модной бытовой техники. Разумный апгрейд. Зажженные свечи словно плавали в каждом окне, закрепленные на тонкой проволоке. Потолок высотой двадцать футов был полон световых люков. Насыщенный красный цвет вишневого деревянного пола, отполированного, как новый. Повара и официанты продолжали подготовку, едва обратив на него внимание. Бамбуковые сервировочные подносы заняли весь стол в центре кухни, готовые к тому, чтобы их наполнили.

Он все еще отлично помнил поэтажный план. Каждый холл, ступеньку, арку, встроенный шкаф, кладовку и террасу. Вид из каждого из 164 окон. У его решения войти в дом через кухню имелась и еще одна причина — он хотел увидеть то место. В окне над основной раковиной белел маленький лужок, а за ним темнел тот самый кусочек леса, где он стоял, молодой, взволнованный, наивный, в первый раз, когда привез ее сюда. Сколько ему тогда было? Двадцать восемь? А ей, значит, двадцать шесть? Он посмотрел на деревья — осиновая роща заметно вытянулась с тех пор.

— Что ты делаешь в кухне, Генри? — спросила Клодин, появившись в дверях. Краткий миг спокойствия закончился. Она увидела, во что он был одет. Сначала ему показалось, что она собирается его похвалить.

— Что это ты надел? По-моему, я оставила тебе зеленый пиджак и бабочку? — она даже не пыталась скрыть своего презрения.

— Правда? Я не видел. Это водолазка, которую ты мне подарила в прошлом году.

Это было так на нее похоже — обескуражить его в тот момент, когда он стал чувствовать себя немного лучше.

— Очки хотя бы сними.

— Я останусь в очках.

— Все будут в костюмах, Генри, — парировала она, посылая ему, словно мячик в пинг-понге, очередную колкость.

— Сомневаюсь, Клодин. У братьев Альпайн нет костюмов. Кроме того, на дворе метель.

Ему не хотелось с ней спорить. Времени до прихода гостей оставалось совсем немного, и он не собирался тратить его на унизительные разборки и нервничать. Он будет ее игнорировать. Нетерпение, звучащее в ее голосе, было удушающим, но он держался за свой секрет — ему надо всего лишь ночь продержаться. Только эта мысль и была способна задержать на вечер фальшивую улыбку на его лице. Решив попрактиковаться, он улыбнулся так резко, что у него заболели щеки. Она безучастно смотрела на него.

Возможно, нужны более серьезные перемены, чем он думал. Возможно, между ними все было кончено. Пропасть слишком велика. Возможно, просто бросить бизнес и уехать из города будет недостаточно. Тревога сдавила ему грудь, как тугой корсет.

— Генри, когда будешь показывать Заре дом, говори четко. Не бубни. Хорошая дикция очень важна.

Интересно, она сейчас была более жестока, чем обычно. Раньше в подобной ситуации она начала бы подлизываться, играя им, словно пешкой. Говорила бы, что полагается на его помощь. Обычно ему это нравилось. В голове у него теснились вопросы.

Почему она стояла с таким выжидающим видом?

Какие слова хотела от него услышать?

Или она ждала, чтобы он окончательно сломался еще до того, как началась вечеринка?

Ну нет, он лишит ее удовольствия снова вертеть им так, как ей хочется. Ни за что. Даже если это его последняя вечеринка в составе «Кэлхун+Кэлхун». Нет, он не будет сломлен.

— Изумрудные серьги — отличный выбор, — вместо этого сказал он.

Снаружи вдруг резко и протяжно завыл ветер. Треск ломающегося дерева напугал работающих на кухне. Это была одна из наиболее высоких осин, которыми он любовался несколько минут назад. Генри смотрел, как она падает на землю и тонет в снегу.

Невероятно, сколько снега может выпасть за два часа. К тому времени, как мы выехали на вечеринку, навалило, наверное, еще дюйма три. Машин на улице стало меньше, но и снегоочистителей тоже. Они просто не справлялись. Наш водитель заметно нервничал на дороге. Он перестал рассказывать нам о достопримечательностях Аспена и в основном молчал. Дворники на стекле работали вовсю, но даже это не помогало. Видно было максимум на два-три фута вперед.

В надежде помочь нам всем расслабиться, я попросила Дейва подключить мой телефон и открыла «Спотифай». Я знаю, «Спотифай» — это зло. Нужно, чтобы твою песню прослушали триллион раз, чтобы нормально заработать. Что для артистов типа меня не проблема, тут математика в мою пользу, но начинающие певцы в жопе. С другой стороны, это же невероятно круто — иметь практически любой когда-либо записанный альбом у себя в кармане. И классно думать, что какой-нибудь подросток, живущий невесть где, может случайно наткнуться на альбом Клодин Лонже Love is Blue. Я включила ее мягкую, волшебную песню Snow и попросила Дейва сделать погромче.