Наутро был собран военный совет. Реут, облаченный в парадную форму, зачитал послание, полученное от генерала Ермолова:

«Я в Грузии. У нас есть войска и еще придут новые. Отвечаете головой, если осмелитесь сдать крепость. Защищайтесь до последнего. Употребите в пищу весь скот, лошадей, но чтоб не было подлой мысли о сдаче крепости».

– Друзья мои! – продолжил Реут. – До сей поры мы пребывали в неопределенности, так как не имели связи с командованием, но, верные святому воинскому долгу, не помышляли о том, чтобы оставить крепость и сдаться врагу. Никакие соблазны не заставили нас помыслить о том, чтобы отойти без приказа от российских рубежей. Давайте и впредь исполнять свой долг, хранить верность царю и отечеству!

Карабах, как считают наши начальники, это ключ всех провинций и его нужно удерживать, ибо тогда никто не посмеет ничего сделать. Пока видим, что делаем персам препятствие, будем держаться до последних сил.

Более ничего такого высокого полковник говорить не стал. Рассказал, как жила и оборонялась крепость последние дни, кого похвалил, кому сделал замечание, а комендантскую службу отметил особо, и хотя никакие фамилии не упомянул, без того всем было ясно.

Офицеры расходились в явно приподнятом настроении, некоторое время и Болдин чувствовал гордость по причине своей причастности к происшедшим событиям. Это даже майор Челяев заметил: «Что-то вы заважничали, поручик, в последнее время. Болдин как можно равнодушнее пожал плечами, как бы давая понять, что не понимает майора».

– А этого армянина, кто письмо от генерала Ермолова привез, больше не встречали? – Смущенный Павел молчал. – Конечно, нет, он ведь из Шуши-кент, спустился оттуда, да туда же затем и вернулся.

Заметив недоумение Павла, он усмехнулся:

– Эх, поручик! Секреты, конечно, хранить надо, но и думать следует. Откуда полковник Реут мог знать, что именно в этот день и час из самого Тифлиса прибудет послание генерала Ермолова? Разве сорока на хвосте принесла или... или?..

– Он сам его и отправил...

– Разумение, хотя и поздно, но пришло.

– Но для чего?

– А разве сами не видели, как обрадовались офицеры? Военный человек без надежды жить не может, вот вы с полковником всем нам надежду и подарили. Но это сказано только вам для понимания важности нашей службы, а остальные, понятно, догадываться ни о чем не должны. Ясно?

Болдину, конечно же, было ясно, но гордости после такого разоблачения за свою новую службу у него не убавилось.

На следующий день в крепость явился представитель Аббас-Мирзы с приглашением на переговоры. Офицеры хотели было бросить жребий кому идти, но Реут напомнил: у нас-де есть штатный переговорщик – и велел идти капитану фон Клюгенау.

– А и верно, очень им понравилось, как тот гусиным шагом выступает, – посмеялись офицеры.

Капитан отправился, как и положено официальному представителю, с флагом и барабанщиком. Встречен он был тоже официально: почетным караулом шахской гвардии. Это у них так было заведено, чтобы все публичные мероприятия с участием принца обставлялись с помпой. Клюгенау ввели в шатер, где он приветствовал Аббас-Мирзу. Тот выглядел весьма надменным, лишь слегка наклонил голову в ответ и заговорил сквозь зубы:

– Я уже потерял всякое терпение и не могу быть более снисходительным к вам и к жителям города. Мое войско требует нового штурма, но я не хочу кровопролития. Я ждал, полагая, что вы образумитесь. Теперь не в моей воле сдерживать стремление моих храбрых войск. Я и так потерял много времени через свою снисходительность.

Это были пустые слова, в них выражалась досада и уязвленное самолюбие, слова, которые не требовали какого-либо ответа, и Клюгенау молчал. Принц встал со своего изящного подобия трона и подошел к нему, возвышая голос:

– Неужели вы думаете, что я пришел сюда из-за одной Шуши? У меня еще много дел впереди, и уверяю вас, что соглашусь на заключение мира только на берегах Москвы.

Тут Клюгенау не смог сдержать легкой улыбки, и Аббас-Мирза продолжил:

– Клянусь честью, вы не получите помощи. Вы, верно, не знаете, что ваш государь ведет междоусобную войну со своим старшим братом, и, следовательно, ему не до Кавказа. Я предлагаю вам почетные условия сдачи: гарнизон выйдет из крепости с оружием и имуществом. Только оставит пушки.

Клюгенау решился на ехидное замечание:

– А пушки-то зачем? На пути к Москве у вас будут сотни других, лучших.

– Нам нужны эти, – не понял иронии принц. Помолчал и добавил: – Что же касается Ермолова, то его уже давно нет в Тифлисе. Итак, принимаете ли вы мои условия сдачи или намерены упорствовать, подобно твердолобым баранам?

В свите принца раздались угодливые смешки, но разом смолкли, когда тот сурово оглянулся. Клюгенау никак не среагировал на прозвучавшую грубость и невозмутимо заговорил:

– Я не имею полномочий вести переговоры о сдаче крепости, но ежели вашему высочеству угодно обладать Шушой, обратитесь в Тифлис к генералу Ермолову, который предпишет нам оставить крепость, если только удержание Карабаха не входит в его соображение.

– Мне незачем посылать в Тифлис, – крикнул Аббас, – я уже сказал, что Ермолова там нет.

– У нас другие сведения. Но где бы ни был наш командующий, крепость без его приказа мы сдать не можем.

Принц пробормотал ругательство и сделал знак, по которому капитана вывели из шатра. И только он достиг ворот крепости, как разом заговорили все неприятельские пушки.

В крепости сыграли тревогу.

Принц погнал своих людей в новую атаку, но это не был стремительный бросок на противника. Люди шли, повинуясь безотчетному страху перед яростью принца. Они считали себя приговоренными к смерти: впереди ожидал огонь непокорных гяуров, а сзади, не знающий пощады и жалости Аббас-Мирза. Реут выдвинул для их встречи гренадер – так стали называть длинноруких солдат, с помощью которых недавно были сожжены ракеты персов. Гренадеры в русской армии – отдельный род войск, у них своя форма и особая шляпа, без полей, это чтобы не мешала метать гранаты (гренады). Официально в пехотных полках гренадер иметь не полагалось, они были сведены в специальные гренадерские соединения, но чего не сделаешь по необходимости? Армяне в своей мастерской наделали бомб-самоделок, с их помощью и решили на этот раз отогнать супостата. А тех, кто станет их метать, по-иному и назвать нельзя.

Начали гренадеры свое шумное дело, и земля словно в ад превратилась: грохот, взрывы, огонь... Урон врагу, правда, небольшой, самоделки, они и есть самоделки, но страх, конечно, нагнали немалый. Стали сарбазы на землю валиться, уши затыкают, кричат что есть мочи, гром усугубляя, – словом, сущая преисподняя. И продолжалось так, покуда гранаты не кончились, но персы об этом так и не узнали, поскольку в их ушах еще долгое время стоял ужасный шум и головы звенели, как медные тарелки.

Аббас-Мирза приказал остановить атаку и предложил продолжить переговоры. Был послан тот же Клюгенау.