«Храбрые товарищи! Поздравляю вас с заключением мира в Турманчае, славного для России, для возлюбленного знаменитого отечества вашего. Вы завоевали мир сей великодушными усилиями, в боях – пылкой храбростию и величайшим терпением в перенесении трудов утомительных.

Возблагодарите Бога, мы совершили великое дело. Всякий офицер, всякий солдат Отдельного Кавказского корпуса может сказать себе с благородною гордостию: и я послужил верою и правдою великому Царю. Имя Его громко ныне в краях, куда прежде не доступали русские вооруженною рукою. Зной лета и суровость зимы перенесли мы бодро, чтобы исполнить Державную волю Государя Императора...»

На остальную часть Паскевич решил пока не тратить время и закончить приказ в пути.

Передовой отряд российских войск начал поход в обратном направлении. Было еще холодно, но в воздухе уже пахло весной. Полуденное солнце временами пригревало так сильно, что снег начинал подтаивать. Правда, ночью мороз брал свое, и к утру дорога покрывалась ледяной коркой. Паскевич спешил, не позволяя войскам расслабляться. Однако самый строгий окрик не мог нарушить радостного настроя людей, возвращавшихся домой после одержанной победы.

Покорители горных вершин знают, сколько опасностей таит после восхождения обратный путь. «Трудно на гору взбираться, будет спуск еще трудней», – предупреждал известный грузинский поэт, но Паскевич не внял предостережению и поплатился: на одном из горных уклонов его лошадь поскользнулась и свалила седока на острые камни. Дальнейший путь до Тавриза пришлось проделать на носилках. Разбитое тело доставляло страдания, но, видя, как бережно ступают носильщики, стараясь избежать тряски, он проникался к ним чувством благодарности и корил себя за ту возможную несправедливость, которую допускал к подчиненным. Воистину полезным бывает очутиться на самом краю, чтобы посмотреть и оценить себя со стороны. И тогда сами собой стали складываться строки отставленного приказа, обращенные к войскам Кавказского корпуса:

«Вам я обязан и славою личною, и милостями Государя. С растроганною душою благодарю вас, храбрые друзья мои. Умею ценить мужество, подчиненность, дух воинственный и кротость с побежденными, добродушное обхождение в городах завоеванных, наконец, все те прекрасные качества, которые упрочили успехи ваши и столько чести делают русскому имени в войнах Кавказского корпуса...»

Ко времени прибытия в Тавриз приказ был готов полностью, соответствующим образом оформлен и скоро уже зачитывался в войсках. Главнокомандующего со всеми возможными удобствами отправили дальше, в Тифлис. Чувствовал он себя по-прежнему скверно и в письме к великому князю Михаилу Павловичу признавался: «Бессонные ночи в течение долгого времени, отсутствие спокойствия, смена беспрерывных происшествий, неприятности всякого рода, которых никаким человеческим расчетом ни предвидеть, ни отвратить невозможно, наконец климат, после несносных жаров стужа такая, как в России, все это преобразило меня совершенно, и я устарел прежде времени...»

Ну а русские войска, верные условиям подписанного договора, готовились к своему последнему походу. Они оставили Тавриз, и вслед за ними в свой дворец тотчас же въехал Аббас-Мирза. После обхода он послал за нашим генералом, ответственным за вывод войск, и, поприветствовав его, обратился к свите:

– Несчастия, ниспосланные нам Аллахом, да послужат для нас уроком. Взгляните на этот дворец, здесь зимовала казачья бригада. И что же? Прутика не тронуто, как будто я поручил мой дворец лучшему хозяину. А вас, негодяев, куда ни поведу, вы везде грабите, жжете и убиваете. Вас встречают и провожают проклятиями. Может ли быть над вами благословение неба?

Свита привычно кланялась и прославляла мудрость солнцеподобного. Да им-то что – как с гуся вода...

Получив известие о заключении мира, Николай 15 марта 1828 года обратился к войскам Отдельного Кавказского корпуса:

«Десница Всевышнего увенчала подвиги ваши достославные для России миром! Праведность дела нашего восторжествовала. Храбрость Российских войск укротила надменность врагов, воздала им за неправедное вторжение в наши пределы! Ваше мужество, ревностное усердие и постоянство, с коими перенесли вы и зной лета, и суровость зимы, и все трудности похода в стране дикой, борясь с врагами и с самой природою, снискали вам признательность Мою и благодарность возлюбленного нашего отечества. Но более еще достохвальны: кроткое обращение ваше с побежденными, охранение стран и городов завоеванных, постоянное соблюдение самого примерного воинского порядка и подчиненности. Сами враги ваши, ниспроверженные победоносным оружием России, изумились великодушием победителей! Вы в полной мере оправдали ожидания мои.

В ознаменование толиких заслуг ваших Престолу и Отечеству повелеваю: носить всем воинам в делах против персиян в 1826, 1827 и 1828 годах особую утвержденную Мною медаль за Персидскую войну на соединенной ленте орденов св. Великомученика Георгия и св. Равноапостольского Князя Владимира. Да послужит знак сей памятником мужества и примерного кроткого поведения вашего! Да будет он новым залогом верной службы Российского войска и Моей к вам признательности».

Всем офицерам, участвовавшим в кампании, было пожаловано не в зачет годовое жалованье, а нижним чинам – по 5 руб. Нижегородский драгунский полк получил Георгиевский штандарт, 42-й егерский – знамя с надписью «За оборону Шуши против персиян в 1826 году», полки Кавказской гренадерской бригады – надпись на кивера: «За отличие». Паскевич был возведен в графское достоинство, а шах препроводил ему украшенный бриллиантами орден Льва и Солнца с предоставлением права носить этот знак отличия его старшим в фамилии потомкам. Не позабыли и того, кто доставил счастливое известие: Грибоедов, удостоенный императором личной аудиенции, получил высокую награду и пост резидент-министра (посла) в Тегеране.

Последний акт Персидской войны совершился 29 июля 1828 года под стенами только что покоренной русскими турецкой крепости Ахалкалаки. В этот день, когда спала жара, весь генералитет и офицеры, находящиеся при главной квартире, собрались в ставке главнокомандующего; тут же были выстроены 42-й егерский полк и дивизион сводного уланского полка в парадной форме. В 7 часов вечера музыка возвестила о прибытии персидского посланника мирзы Джафара. Он нес в руках под золотой парчой ящик. В нем на малиновом бархате, украшенном пятью золотыми орлами, хранились три свитка Туркманчайского договора. Войска отдавали честь.

Сводный гвардейский полк, посланный на Кавказ из-за событий 14 декабря, получил приказ о возвращении в Москву, имея при себе захваченные в боях вражеские знамена. Первопрестольная первой узнала о вторжении персов и первой увидела знамена побежденной Персии. Николай распорядился хранить их здесь, в Оружейной палате.