Верный своим правилам Ермолов не стеснял действий подчиненных мелочными указаниями, но определял лишь общую стратегию их действий. Мадатов должен был действовать преимущественно оборонительно, прикрыть Дилижанское ущелье, служащее воротами в Грузию, и удержать казахских татар в повиновении. В случае появления главных сил персидской армии он должен был отступать к Красному мосту, перекинутому через быструю речку Храм, и, только если персы будут наступать частью сил, принять бой.

В то время как Мадатов собирал силы для своей «прогулки», из Шуши вышел Болдин с письмом Реута. Сопровождали его несколько казаков с урядником Корнеичем и Антонина. Они двинулись знакомой дорогой по горному Карабаху. Передовые отряды персидской армии были, по слухам, далеко впереди, но здесь из-за трудности пути не появлялись. Позже, когда перевалили за хребет Муровдаг, начали встречаться следы вражеского пребывания в виде разоренных обезлюдевших селений. Одно из них было сожжено недавно, вокруг стоял тяжелый запах гари, а придорожная трава была припорошена пеплом. То и дело встречались мертвые тела: жителей в темных одеждах, реже – персов в красных куртках и светлых шароварах. Случайно обнаружили едва живого армянина, он с трудом поведал о разыгравшейся трагедии. Вчера через их селение пронесся большой отряд персов, который, по-видимому, не хотел, чтобы кто-нибудь знал о его появлении, потому и вырезал всех жителей. Ничего более определенного бедняга поведать не мог, кроме того, что в отряде персов был некто очень значительный, перед которым все падали ниц. Поневоле вспомнился слух о царевиче Александре, отправленном на подкуп лезгин, его путь должен проходить как раз по этим местам.

Следовало остановить этого царевича или хотя бы дать знать нашим начальникам о его коварной миссии. Но прежде – узнать наверняка: он ли оставил кровавые следы на здешней земле. Так думал Болдин и решил: он вместе с Антониной доставит письмо Реута по назначению, а Корнеич со своими казаками догонит разбойников и вызнает их намерения. Дело осложнялось тем, что о местонахождении наших и вражеских войск не было ничего известно.

Правда, уже на следующие сутки от местных жителей удалось узнать, что русский отряд, возглавляемый громким генералом, находится у Красного моста. Без сомнения, это и был Мадатов. Красный мост стоял на границе древней Грузии. Добраться до него не составляло труда, ибо каждый житель знал о нем и относился как к святой реликвии: мост стоял несокрушимо уже более пяти веков. На пути редко встречались местные жители, которые не обращали особого внимания на офицера и сопровождавшего его юношу (Антонина по-прежнему предпочитала мужскую одежду и прятала волосы под фуражку). Слухи оказались верными, русский лагерь действительно оказался в районе Красного моста, и Болдин с девушкой добрались до него без особых приключений. Небольшая заминка вышла лишь у штабной палатки, когда сверхбдительный адъютант не пожелал допустить их к генералу, ссылаясь на его чрезмерную занятость. Болдин был крайне удивлен, что в штабе генерала, о храбрости которого ходили легенды, существовала столь махровая казенщина, и всерьез подумывал о том, чтобы применить силу для доставки письма полковника Реута. Неожиданно вмешавшаяся в дело Антонина выкрикнула:

– Посторонитесь, ротмистр! У нас важное сообщение.

Тот осекся и стал багроветь. Слыханное ли дело, чтобы некто без рода и племени стал повышать голос на генеральского адъютанта? Он собирался уже кликнуть караульного начальника, чтобы выпроводить наглеца, но тут Антонина сняла фуражку – черные длинные волосы рассыпались по ее плечам, и слова застряли у ротмистра в горле. Она шагнула в палатку и потянула за собою Болдина.

Увидев ее, Мадатов бросился к ней с юношеской прытью, издал несколько радостных возгласов и заключил в свои объятья.

– Вай, вай, Антоша... – беспрестанно повторял он, прижимая к себе девушку, – откуда ты взялась? А выросла как, а похорошела... Слушай... – неожиданно обратился он к Болдину, – правда, совсем красавица? Замуж пора...

– Бросьте вы, дядя Валя, – застеснялась Антонина, а Павел, воспользовавшись небольшой паузой, вклинился:

– Ваше превосходительство, полковник Реут приказал доставить вам письмо.

Он протянул конверт, и Мадатов, оторвавшись от девушки, спешно схватил его. Он все делал чрезвычайно быстро, этот генерал, в одно мгновенье прочитал бумагу и воскликнул:

– Молодец старик, ай, какой молодец! Всю персидскую армию возле себя держит. Дай бог, и мы не оплошаем, выручим молодца, только сперва царевича остановим...

Удивительно, что сообщение о разорении его родового имения не произвело на Мадатова никакого впечатления, и, когда Антонина попыталась выразить ему сочувствие, беспечно отмахнулся:

– Живы будем, не помрем, а поживем, так наживем.

По-видимому, стяжательные наклонности генерала, о которых шли толки, сейчас полностью утонули в родной военной стихии. Он быстрыми шагами ходил по своей палатке и был всецело во власти полководческих замыслов. Разведка доносила о действующих в округе разбойничьих шайках, но сведений о больших формированиях вражеских войск пока не было. Поэтому следовало выслать дополнительные разведывательные дозоры и как можно скорее вызнать о движении персидского царевича. Реут прав: царевич, а в особенности его золото, представляет ныне серьезную опасность. Он вызвал своего заносчивого адъютанта и стал отдавать ему необходимые распоряжения, позабыв на некоторое время о девушке и ее сопровождающем. Те неслышно сидели в углу.

– Вы давно знакомы с господином генералом? – поинтересовался Болдин у Антонины.

– Как себя помню, – живо откликнулась она. – Это для всех он господин генерал или Валериан Григорьевич, а для меня – дядя Валя. Они с батюшкой большие приятели, во многих боевых делах побывали. Дядя Валя – добрейший человек, только подчас своей доброты стыдится. Он ведь рода незнатного, несмотря на то что князь. Здесь, на Кавказе, это звание не как в России, у иного, кроме бедной сакли, ничего нет, а именует себя князем. Дядя Валя не из таких, конечно, но своего нынешнего положения достиг не по наследству, а личной отвагой и достоинствами...

Мадатов продолжал отдавать какие-то распоряжения и, казалось, совсем забыл о молодых людях. Павел наблюдал за развернувшейся возле генерала суетой и гадал о том, скоро ли начнется настоящее дело. Зато Антонина была не по-обычному оживленна, встреча с Мадатовым навеяло на нее веселые воспоминания.

– Они с батюшкой такие проказники, – рассказывала она, – и, если соберутся, резвятся, как дети. Дядя Валя очень любит сочинять небылицы и, когда женился, столько наговорил жене о своей родне, что ей захотелось познакомиться с ними поближе, особенно с тестем. А на самом деле тот был человеком ничтожным, о котором мало кто знал, к тому же давно умер. Тогда дядя Валя попросил отца разыскать на армянском кладбище богатую гробницу и снабдить ее соответствующим именем. Но эпитафии оставил прежние, на армянском и русском языках. Тетя Софья, его жена, часто посещала сию могилу и обливалась слезами, а оба проказника сидели за кувшином доброго вина и читали эпитафии, причем чаще всего вспоминалась одна: