Да и к тренеру, как мне казалось, она испытывала самые теплые чувства и не желала его расстраивать отказом от тренировок. А сам тренер, я то бишь, чувствуя ее внутреннее сопротивление при обучении отдельным элементам «рукопашки», надеялся со временем «сломать» характер ученицы и внушить ей необходимость применения самых жестких, иногда даже жестоких методов.

До второго этажа даже с относительно тяжелым рюкзаком подняться без помощи лифта мне в мои годы несложно. И даже протезы на правой ноге не становятся помехой. Я поднялся, привычно шагая через две ступени. Капитан Саня уже открыла дверь, поджидая меня. В квартиру запустила, не спрашивая ничего. Сразу за порогом меня встретил ее пушистый кот Шлягер, вместо приветствия потерся о мои ноги, считая меня своим, может быть, даже родственным существом. Погладив кота, я положил рюкзак на пол в углу, разулся и прошел в комнату, размерами ненамного превышающую мою. Сел, как упал, в кресло. И сразу попросил:

— Чайком угостишь? А то от чифиря я отказался, а пить хоцца…

Она торопить меня не стала. Молча прошла в кухню, налила воду в электрический чайник и щелкнула выключателем. Пока чайник закипит, можно трижды пересказать все, что случилось. Судя по внимательному взгляду, Радимова этого и ждала.

И я начал рассказывать. С самого начала, со встречи неподалеку от ее подъезда с Наилем. Не забыл выложить и историю Касана вместе с просьбой защитить того от участкового.

Капитан Саня — сообразительная, ей дважды говорить одно и то же не потребовалось. Она все поняла сразу. Взяла трубку и, набирая номер, вышла в кухню.

Из-за шумного чайника мне были слышны только отдельные слова. Но я догадался, что она звонит своему дежурному. Скорее всего, даже не по городу, а дежурному по уголовному розыску. Как я понял, ей обещали что-то узнать, а потом перезвонить.

Закончив разговор, она оставила трубку на кухне, а в комнату вошла с подносом в руках — чай уже разлила. Знала, что я люблю пить чай или совсем без сахара, или с минимумом сахара, в зависимости от настроения, и потому предоставила мне возможность самому его в чашку положить. Я положил две ложки, что уже само по себе означало наличие у меня дурного настроения. В хорошие времена я больше одной ложки не потребляю.

— Сейчас дежурный все выяснит и позвонит мне. Пока могу сообщить немного. Наш СОБР никуда не выезжал. И вообще выезд трех бойцов — это нонсенс. Группа обычно состоит из шести человек.

— Да, я на это тоже внимание обратил. Но предположил, что одновременно совершалось два выезда и потому группу разделили пополам. Правда, меня смутило то, что бригада выехала с незаряженным оружием. Впрочем, карманы их «разгрузок» я не проверял. Там были магазины, и вполне допускаю, что с патронами.

— Вот оружие ты напрасно забрал.

— Чтобы не получить очередь в спину, если у них патроны все же есть. Я же не врач, я не имел возможности проверить, кто из этих парней без сознания, а кто прикидывается. Я выйду, они схватят ствол и сквозь оконное стекло — очередь мне в спину. В общем, обезопасил себя таким образом.

— Все равно, это неприятность. Могут статью открыть. Своевременный возврат, конечно, дело притормозит, тем не менее скандал обеспечен.

Хотя скандалом это больше грозит самим офицерам СОБРа[6]. Может потянуть на служебное несоответствие.

— А следователю следственного управления?

— Там еще разбираться нужно. На каком основании тебя могли в СИЗО «закрыть»?

— Я это знать должен?

— За собой грехов не помнишь?

— Не помню.

— Я с подполковником Пашуниным не знакома. Не пересекались пути. Ничего о нем сказать не могу. Дежурный узнает…

Дежурный узнал. Наш разговор как раз прервал его звонок.

— Оперативно сработал. — Капитан Саня вышла на кухню, где оставила трубку, и я услышал оттуда:

— Котов…

Видимо, она посмотрела на определитель номера. Начальник городского уголовного розыска подполковник Котов мог звонить и по моему вопросу, мог звонить и по вопросу постороннему. Но я был бы рад, если бы Василий Андреевич в это дело вмешался. Он был человеком честным и справедливым, не боялся выступить со своим собственным мнением против начальства любого уровня, и ему можно было довериться. Возможно, именно потому подполковник, занимающий полковничью должность, до сих пор не получил положенную звездочку на погоны. Впрочем, он и подполковником-то стал только несколько месяцев назад. Я допускаю, что полковником он стать еще сможет, но до генерала с таким характером ему, скорее всего, не дослужиться.

Чайник, тихо остывая, уже не психовал. Не мешал слышать, что говорит Радимова. А она, как специально, отвечала односложно: «да», «нет», «так точно». Из одностороннего разговора такого характера что-то выудить невозможно даже при самом богатом воображении. Я уже и прислушиваться перестал.

Наконец капитан Саня вышла из кухни вместе с трубкой, которую сунула в карман плотного махрового домашнего халата.

— Слышал?

— Только твои междометия…

— Я разве говорила междометиями?

— Я не настолько силен в русском языке, чтобы быть категоричным, тем не менее…

— Тем не менее ты ничего не понял…

— Ровным счетом ничего.

— Вот, «ровным счетом» — это междометие.

— Не буду спорить. Так что сказал Котов?

— Он на службе задержался и как раз выходить хотел, когда я дежурному позвонила. И Василий Андреевич взял на себя заботу о тебе. Вернулся в кабинет, чтобы все самому выяснить.

— Очень благодарен ему за это. И что он выяснил?

Капитан Саня, очевидно, тоже против такого вмешательства не возражала.

— Начнем с главного. Со стороны областного следственного управления дело об убийстве Галины Юровских и Лидии Мальцевой ведет советник юстиции Пашунин. Подполковник юстиции Пашунин. Котов его хорошо знает и говорит, что врагу своему не посоветовал бы довериться этому человеку. Скользкий, грязный, нечист на руку, использует свои связи в уголовном мире. Возможно, связан с Расинским, хотя это и не доказано. Но какие-то дела парней Расинского Пашунин вел и благополучно закрыл «в связи с невозможностью создать доказательную базу». Это Василий Андреевич сам только что по компьютерной базе пробил и убедился, что дела закрывал именно Пашунин.

Теперь относительно тебя лично. Примерно в то же самое время, когда ты заходил в дом к убитой Мальцевой, женщина во дворе видела человека, который нес в пакете, как ей показалось, топор. И вошел этот человек в тот же самый подъезд…

— Мне это говорили. Кажется, капитан Колбасников это даже в протокол занес.