Тут я вопросительно посмотрела на Алексашкина.

– Хорошо, я вас понял, Татьяна Александровна, – сказал он. – Видите ли, я не случайно так подробно стал вас расспрашивать. Дело в том, что я был другом покойного Максима Трофимовича, отца Лизы и Кости. По его просьбе я и устроил Константина сюда. Но… В общем, соседка Алевтины сказала вам правду: Константин действительно алкоголик, причем запойный. Алевтину можно понять, какая же мать признается в том, что ее сын практически потерял человеческий облик. Вот она и придумала сказку про бизнес.

– И что же, он так очень быстро спился, что, как вы говорите, потерял человеческий облик? – спросила я.

– Увы, – со вздохом произнес мужчина. – Я нашел Косте хорошего врача-нарколога. Он весьма авторитетный специалист в своей области, его диагнозу можно верить на все сто процентов. Так вот, он сказал, что у Константина очень сильная алкогольная зависимость. Ну вот наподобие той, которая бывает у некоторых народностей, и благодаря ей они моментально спиваются. Хотя у них это связано, кажется, с какой-то желудочной патологией или что-то в этом роде, я, знаете ли, не силен в медицине.

– Но Константин Максимович, насколько мне известно, не принадлежит к их числу, – заметила я.

– Вы правы, не принадлежит, – подтвердил Алексашкин, – так вот, нарколог провел с Костей подробное тестирование и вынес свой вердикт: если Константин не хочет умереть от цирроза печени или от алкогольной горячки, он никогда не должен брать в рот ни капли спиртного. Одним словом, все спиртные напитки ему строго противопоказаны. Причем ни в какой, даже в самой минимальной дозе. И ни в каком виде, даже на пиво накладывается табу.

Наш разговор прервал телефонный звонок.

– Извините, Татьяна Александровна, – Игорь Петрович снял трубку: – Да, это я… Что? Понимаю… Нет, его нет на месте… И не будет сегодня. Что? Ну, раз надо встретить, значит, встретим. Не в первый раз… Хорошо, договорились. Пока.

– Извините, Татьяна Александровна, – еще раз сказал Игорь Петрович.

– А что, отец Константина Максимовича страдал алкогольной зависимостью? – спросила я.

– Нет, Максим выпивал только по большим праздникам и никогда не был пьяным. Да и то: «выпивал» – это громко сказано. Не больше, чем принято во время застолья, – пояснил Алексашкин. – А вот у других – и это, к сожалению, случай с Костей – получается так, что за очень короткое время человек так быстро привыкает к алкоголю, что полностью спивается. Он даже не замечает, как становится зависим от спиртного. Вот и Костя. До поры до времени он в рот ни капли не брал. А потом, как он сам признался, произошел сильный стресс. Тогда он, чтобы расслабиться, принял, как говорится, на грудь раз-другой. И все: с тех пор пошло-поехало. Начал пить чуть ли не каждый день. И что самое страшное: уже не мог прерваться.

– И что же, Игорь Петрович, неужели Константин не пробовал бороться со своим пристрастием к алкоголю? Ведь существует не один способ справиться с этой болезнью. Кто-то кодируется, или «зашивается», как это еще называется. Другие ищут бабку-знахарку, и, судя по отзывам, помогает.

– Конечно же, Константин поначалу был преисполнен решимости избавиться от этой напасти. Нарколог положил его в клинику, провели ему там курс детоксикации, то есть почистили организм, так это, кажется, называется. Что-то ему там еще предложили, то ли витаминотерапию, то ли еще что-то. Опять же диеты, успокаивающие препараты. Одним словом, вышел он из больницы совсем другим человеком. «У меня теперь, – говорит, – силы появились, интерес к жизни, я горы могу свернуть! Больше никогда в жизни не возьму в рот эту отраву». За работу взялся как одержимый.

– Но, я так понимаю, Константин Максимович продержался недолго? То есть состояние эйфории быстро закончилось? – спросила я.

– Да нет, я бы не сказал, что быстро, – возразил Игорь Петрович. – Прошло почти полтора года. И вот как-то раз Костя оказался в одной очень теплой компании. Естественно, там было спиртное. И конечно же, все выпивали. Костя тоже выпил. Как он мне потом сказал, выпил он всего ничего, пару рюмок. И все обошлось: наутро он чувствовал себя отлично. Ну, естественно, ведь рюмок-то было всего две. Вот Костя и подумал, что нарколог – большой перестраховщик. Надо же, запретил ему прикасаться к спиртному на веки вечные. А вот он выпил – и ничего не произошло. Значит, эпизодически все же можно. И безо всяких последствий. Но буквально недели через три после того застолья он снова сорвался. И все возвратилось к тому дню, когда Константин впервые пришел к врачу. С тех пор каждый прожитый день у него стал измеряться в бутылках. Как минимум ему требовалась одна бутылка.

– Значит, с тех пор Константин Максимович, что называется, не просыхал? – спросила я.

– Нет, почему же, – возразил Игорь Петрович, – он снова бросал выпивку, «завязывал». То есть какое-то время жил вполне трезвый, ну а потом снова срывался. Так и ходил по кругу. Долго свое пристрастие к «зеленому змею» ему, конечно, скрывать не удалось.

– Он больше не лечился? Не ложился в больницу? – спросила я.

– Кажется, нет, – ответил Алексашкин. – Сражался с бутылкой один, как мог. Иногда он ходил трезвый почти месяц. И это был почти рекордный срок. Возможно, он бы и выкарабкался из этого заколдованного круга, если бы не его окружение.

– Окружение? – переспросила я удивленно. – А оно что же, мешало ему вести трезвый образ жизни?

– Представьте себе, да, очень мешало. Как будто бы все сговорились против того, чтобы Константин перестал пить. Видите ли, по роду своей деятельности он часто выезжал на разные переговоры и встречи. Порой это были даже целые делегации. Если бы он день-деньской торчал в своем кабинете… Но ведь вы понимаете, что всяких гостей, в том числе и официальных, принято встречать за столом, а в случае с Константином это был столик в ресторане. И этим все сказано. В ресторане ведь что делают? Едят, разговаривают, обсуждают, договариваются и – выпивают, естественно. Костя сначала держался. Его спрашивают: чего, мол, ты отстаешь от компании? Он отвечает в том духе, что вот желудок беспокоит, как бы язвы не было. Так ведь не отстают. Более того, считают, что не уважает, зазнался. Конечно, Косте становилось все труднее и труднее выдерживать характер и не поддаваться на уговоры, не «отбиваться от коллектива», не быть «белой вороной». Не мог же он прямо сказать, что он не может принять даже десять граммов, что потом он не выдержит, и начнется очередной срыв. Однажды он, правда, признался. И что вы думаете? Его просто подняли на смех. «Какой же ты алкоголик, – спрашивают, – мы уж на своем веку повидали их, не заливай». У нас ведь как принято считать? Алкоголик – это всегда существо, потерявшее всякий человеческий облик: с дрожащими руками, с бессмысленным взглядом, в грязном рванье. Он или валяется в подворотне, или торчит у пивного ларька. Или же пасется в винном отделе. А Константин всегда одет с иголочки: в чистой рубашке, при галстуке, в дорогом костюме, свежевыбритый. Какой же он алкоголик, скажите на милость? Не похож, совершенно не похож. Многие считали, что Костя просто не хочет быть как все, вот и отговаривается язвой, чтобы выглядеть умным. В самом деле, в подвыпившей компании в расслабленном состоянии всегда можно ляпнуть какую-нибудь глупость. А трезвый Константин – как бельмо в глазу: смотрит многозначительно, вроде как насмехается. Представляете, до чего дошло? Знакомые уже начали заранее ему звонить, чтобы узнать, в «завязке» он в данный момент или нет. Если «нет», то встреча откладывалась.