Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он сильно похудел, – отметила я.
Нинуша кивнула:
– Ага, я стараюсь следить за его рационом. А то как бы неумер от обжорства. Эрик с Ариной его недолюбливают, Валька тоже косо на котапоглядывает, им все равно, что с ним будет. Одна я Веню обожаю, вот иприходится остальным его терпеть. Как же, любимый мальчик хозяйки! Кстати, он –умная сволочь, понимает, что только я его люблю, и с остальными не дружит. ТоАрину за голые ноги цапнет, то Эрика укусит. Но хуже всех Вальке достается – ейон в тапки писает.
– Помнишь Катю Рагозину? У нее тоже кот был, всемпакостничал, – не к месту ляпнула я.
– Катюху? Конечно, помню, – вздохнула Нина. – Ужасно умеретьв сорок лет!
– Врач сказал, у нее был никем не замеченный порок сердца, –уточнила я.
– Мда, – кивнула Нина, и следующие десять ступеней мыминовали молча.
Уже открывая дверь в спальню, она вдруг спросила:
– Слушай, а куда подевался кот Катюхи?
– Его усыпили, – не подумав, сказала я правду. – Очень ужагрессивно он себя вел, вот семья Рагозиной и решила расстаться с животным.
Нина побледнела и схватила меня за плечо:
– Дашута, дай честное слово! Пообещай выполнить мою просьбу!
– Смотря какую, – усмехнулась я. – Вдруг попросишь меняпрыгнуть с Останкинской башни?
Но Лаврентьева не оценила по достоинству мою шутку.
– Я говорю серьезно!
– Ну? Излагай.
– Если я умру раньше тебя, забери к себе Венедикта, –выпалила Нина. – Мои точно его на тот свет живенько спровадят.
– Ну и чушь приходит иногда людям в голову! – подскочила я.– С чего тебе вдруг умирать-то?
– Не знаю. Но ты сейчас вспомнила про Катьку… и я подумала…решила… она ведь тоже не ожидала такого близкого конца… Пообещай!
Я набрала полную грудь воздуха. Лаврентьева, похоже, оченьустала, ей необходимо на некоторое время забыть о работе, съездить однойотдохнуть.
– Пообещай! – твердила Нина, прижимая к груди руки.
– Хорошо.
– Нет, дай полный ответ!
Учитель всегда остается учителем, даже в напряженный моментон начинает привычно занудничать.
Я откашлялась, подняла правую руку и заявила:
– Торжественно клянусь в случае необходимости дать приюткоту Венедикту в своем доме, обеспечить его едой, питьем, свежим наполнителемдля туалета и медицинскими услугами. Обещаю холить и лелеять Венедикта, нооставляю за собой право объяснять ему его кошачьи ошибки. Взамен требую у НиныЛаврентьевой ответной услуги!
– Какой? – заморгала та.
– Если я умру раньше тебя, пригреешь в своей семьеДегтярева? От полковника не в пример меньше хлопот, чем от кота. АлександрМихайлович никогда не ложится спать на ступеньках лестницы, и ему, надеюсь, непридет в голову хватать людей за голые ноги. Полковник не писает в тапки, непотребует ежедневно менять наполнитель в горшке, и он, в принципе, всеяден.Даже слишком всеяден, на мой взгляд – если можно так выразиться, Дегтяреввсеобжорен. Одна беда, он в отличие от Вени умеет разговаривать, но засунутые вуши затычки легко купируют сей его недостаток. Ну, ты согласна?
Я ожидала, что с лица Нины уйдет напряжение и онарассмеется, но Лаврентьева широко распахнула глаза и серьезно ответила:
– Да, можешь во мне не сомневаться, я освобожу дляполковника овальную гостиную на первом этаже.
Я поежилась – шутка не прошла. Может, Нина заболела?Выглядела она не лучшим образом: лицо приобрело землистый оттенок, глазалихорадочно блестели. А еще Нинуша покашливала, и у меня создалось впечатление,что она простудилась.
– Похоже, меня на холме продуло, – вдруг сказала Нина и селав кресло. – Хоть и июль на дворе, да ранним утром свежо, а я побежала безкуртки. И пахло там странно – вроде духами, цветочными. Но ведь это невозможно.
– Ты о чем? – удивилась я, устраиваясь на диване.
Нина осторожно взяла со столика большую книгу в потертомкожаном переплете.
– Видишь?
– Ну да!
– Что это, знаешь?
– Давай без загадок, – ответила я.
Лаврентьева раскашлялась, затем сказала:
– Я продемонстрировала тебе уникум. Это рукописная книга,летопись монаха Аристарха. О ней ходят легенды в кругах историков. Большинствоученых, правда, считает, что документ погиб в огне пожара тысяча восемьсотдвенадцатого года, раритетом владел некто Куницын, попечитель одной измосковских гимназий. Он демонстрировал драгоценные страницы друзьям. Но домКуницына сгорел дотла, обширная библиотека обратилась в прах, летописьзачислили в список погибших культурных ценностей. Но она жива! Смотри!
И Нина подняла книгу.
– Постой! – ахнула я. – Эта та самая летопись? Нам о ней винституте рассказывали!
– Да, – кивнула Нина. – Конечно, придется подтвердить ееподлинность, но, думаю, тут сложностей не возникнет. Эрик – гений, зря я нанего последнее время злилась. Он-таки нашел пещеру с книгами ПанкратаВарваркина и…
Договорить Нина не смогла, ее скрутил приступ кашля, на сейраз мне показалось, что у нее коклюш. Лицо Лаврентьевой покраснело, на лбу ишее выступили вены, ей явно не хватало воздуха.
– Погоди, – прошептала я, когда она сумела свободновздохнуть, – ты ходила в тайник?
– Да, – с вызовом ответила Нина.
– Ой! – вырвалось у меня.
– Уж не веришь ли ты во всякие глупости? – вспылилаЛаврентьева.
– Конечно, нет, но ведь страшно одной посещать пещеру, –вздрогнула я.
Нина погладила переплет сокровища.
– Знаешь, сколько за этот раритет дадут?
– Даже предположить страшно.
Лаврентьева тихо засмеялась.
– Миллионы! Не в рублях – в евро. Крупнейшие библиотеки мирастанут драться за издание, не говоря уж о коллекционерах. Фамилию Давиньон ты,часто бывающая во Франции, очевидно, слышала?
– Давиньон француз, но живет в Австралии.