– Но теперь ее дом здесь! – возразил Рембрандт.

– Это неподходящий дом для юной девицы! – перебил его адвокат. – Я уведомлю магистрат. Вам сообщат. Всего доброго.

Приподняв на прощанье шляпы, незваные гости вышли, оттеснив от дверного проема Хендрикье. Спускаясь по лестнице, они возмущенно переговаривались. Вскоре громко хлопнула входная дверь.

– Вот и все! – воскликнул Рембрандт. – Что скажешь, Петер?

Не обращая внимания на хозяина, мартышка соскочила вниз и поковыляла к Лидии, чтобы запрыгнуть к ней на руки. Лидия погладила зверька по шерстке – приятно было прижать к себе теплое мохнатое тельце. Но когда обезьянка потянулась к ее волосам, Лидия испугалась – ей вовсе не хотелось, чтобы Петер снова сделал ей больно. Однако тот принялся бережно перебирать пряди.

– Это он так вшей ищет, – пояснила Хендрикье. – Значит, полюбил тебя.

– У меня нет вшей! – обиделась Лидия. – И никогда не было.

– Вы только послушайте! – засмеялся Рембрандт. – Единственный в мире человек, которого не любят вши!

Вечером Хендрикье достала огромное корыто и нагрела воды. Не обращая внимания на протесты Лидии, она заставила ее раздеться и залезть в корыто, и через пару мгновений Лидии показалось, что она в раю. Хендрикье постирала одежду Лидии: по ее мнению, в мастерской было очень грязно и пыльно, ведь Рембрандт почти никогда не разрешал ей там убирать.

– Надень вот это. – Хендрикье достала коричневую юбку и серую сорочку. – Тебе велико будет, но пока сгодится.

Лидия сонно кивнула. От горячей воды ее совсем разморило. Хендрикье долго разглядывала кроссовки Лидии, вертя их в руках и так и этак и даже пробуя примерить. Лидия сказала, что их купили в Стокгольме, и Хендрикье задумчиво кивнула.

Лидия клевала носом, сидя в корыте и думая о том, какая добрая девушка эта Хендрикье – даже одежду Лидии стирает… Одежда! Дремоту как рукой сняло. Коробочка с пастилками осталась в кармане джинсов! Если Хендрикье ее не вынула, то пастилки растворятся! Лидия выскочила из корыта, расплескав воду по полу. Выбежав в коридор, она сообразила, что на ней нет одежды. Обернувшись полотенцем, которое Хендрикье оставила на кухне, Лидия принялась открывать все двери подряд, зовя служанку Рембрандта. Наконец, распахнув дверь под лестницей у входа, она увидела, как девушка полощет джинсы в корыте, стоя на коленях на каменном полу.

– Карманы! – выдохнула Лидия. – Ты вынула вещи из карманов?

– А то! – немного обиженно ответила Хендрикье.

– Куда ты дела коробочку с пастилками?

– На кухонный стол положила. И кожаный футлярчик с деньгами. В этих твоих штанах уйма карманов.

Но Лидии было некогда обсуждать модели штанов – она со всех ног бросилась на кухню. Добежав до порога, она резко остановилась. У стола стоял какой-то мужчина, в руках он держал ее коробочку с пастилками.

В следующее мгновение Лидия увидела, что это не мужчина, а юноша лет семнадцати. Он был довольно большого роста, но его круглое лицо, обрамленное каштановыми кудрями, и алый рот излучали детскую мягкость. Юноша уставился на Лидию, а та на него.

– Это моя коробочка! – произнесла наконец Лидия. – Отдай мне ее, пожалуйста!

– Ты Лидия? – улыбнулся юноша. – Хендрикье рассказывала о тебе.

– Понятно. Отдай коробочку.

Лидия шагнула вперед и протянула руку, но тут же вспомнила, что вместо одежды на ней одно полотенце. Юркнув к столу, она схватила юбку и сорочку, приготовленные для нее Хендрикье.

– Меня зовут Титус, – представился юноша.

Тогда Лидия заметила, что он довольно сильно похож на Рембрандта: тот же грубо вылепленный нос и полные губы. Правда, сын был куда симпатичнее папы. Но в эту минуту Лидии было не до миловидных юношей – ей надо было заполучить коробочку с пастилками.

– Может быть, сначала оденешься? – предложил Титус.

Лидия не знала, что ответить. Ходить по кухне, обернувшись полотенцем, ей совсем не хотелось, но и отлучиться она боялась – вдруг Титус исчезнет вместе с коробочкой.

– А ты точно отдашь? И не открывай ее.

– Обещаю. Буду ждать тебя здесь, – ответил Титус и уселся возле стола.

Лидия шмыгнула в свою комнатушку и быстро натянула сорочку и юбку. «Как деревенская бабка!» – раздраженно подумала она, волоча за собой подол. Ну почему этот Титус пришел именно тогда, когда джинсы в стирке?

Однако ему не было дела до наряда Лидии. Он вертел в руках коробочку, но стоило Лидии протянуть руку, как он тут же ее спрятал.

– Ты обещал! Давай ее сюда! – прошипела Лидия.

– При одном условии, – ответил Титус.

– Каком?

– Что ты расскажешь, кто ты такая и откуда взялась.

Лидия умолкла. Она не знала, что за человек этот Титус. Вдруг он только посмеется над ней?

– Ты все равно не поверишь, – вздохнула она.

– Посмотрим, – серьезно ответил Титус. – Вот твоя коробочка.

Лидия хотела было сунуть ее в карман, но в юбке карманов не было, поэтому она покрепче сжала коробочку в руке, стараясь спрятать от посторонних глаз.

В эту минуту в кухню вошла Хендрикье.

– Ага, вы, значит, знакомитесь. Я повесила твою одежду на просушку. Эта юбка тебе велика, – улыбнулась она и погладила Лидию по щеке. – Час поздний, – добавила она, зевнув. – Пойду лягу. Рембрандт уже спит.

– Еще бы, если выпить столько женевера… – отозвался Титус. – Мы с Лидией еще посидим. Спокойной ночи, Хендрикье.

В кухне царил полумрак. Масляная лампа освещала только стол и лица. «Как на картинах», – снова подумала Лидия. Она вдруг поняла, что если бы во времена Рембрандта существовали электрические лампы, то его картины были бы совсем другими.

– Рассказывай, – произнес Титус.

И Лидия стала рассказывать. «Я из будущего…» – начала она неуверенно, колеблясь, но потом оживилась и рассказала и о скамейке в парке, и о птице, которая украла ее карандаш, и, наконец, о том, как Рембрандт подобрал ее на набережной. Говорила она долго, но Титус ни разу ее не перебил.

Когда Лидия закончила свой рассказ, воцарилась тишина. Какое облегчение: хранить тайну в одиночку было так трудно и грустно… А Титус внимательно выслушал ее, и это было очень приятно.

– Можешь не верить, – прервала молчание Лидия. – Но все это правда.

Титус внимательно смотрел на нее, будто стараясь прочесть по лицу, сочиняет она или говорит все как есть.

– Если ты все это придумала, – произнес он наконец, – то ты настоящий писатель. Могла бы сочинять романы. А может быть, ты привидение? Хотя на вид – настоящий человек, – добавил он, коснувшись руки Лидии.

– Но чувствую себя привидением, – с горечью ответила та. – Я из двадцать первого века, из другого мира. Непонятно, как я сюда попала, – как будто в картине была дыра в прошлое.