даже они не кажутся утешительными или как будто они действительно принадлежат мне. Я всего лишь одолжила их. Но это моя последняя ссылка на дом.

Слезы подступают к моим глазам, обжигая, когда я думаю об ожерелье, которое подарил мне Найл. Оно у меня дома в шкатулке для драгоценностей, и тоска, которую я испытываю по ней, настолько глубока и болезненна, что мне приходится отвернуться, прижимая одежду к груди, когда я иду в ванную, чтобы одеться. Если бы у меня было оно с собой, я могла бы чувствовать себя немного лучше. Я уверена, что Найл ненавидит меня сейчас, я не знаю, как он мог чувствовать что-то еще, но все равно это заставило бы меня чувствовать себя менее одинокой. Это была бы дорога к лучшим воспоминаниям, к последним счастливым моментам, которые у меня были перед тем, как все развалилось. Но у меня и этого нет.

Когда я выхожу, Люсии уже нет, как и платья. Я быстро сажусь перед зеркалом, зачесываю волосы назад с обеих сторон и собираю их в пучок на затылке, как показала мне Елена. Это заставляет меня чувствовать себя ближе к ней, успокаивает меня и причиняет боль одновременно, как удар кулаком в грудь. Я подозреваю, что Ренате больше понравится видеть меня со скромной прической, подобающей будущей жене вместо того, чтобы оставлять волосы распущенными и растрепанными вокруг лица.

Когда я выхожу из комнаты, Мария стоит там и ждет меня, поджав губы. На ее пожилом лице выражение выглядит нормальным, но я не могу отделаться от мысли, что у всех в этом гребаном доме появятся преждевременные морщины, если они не перестанут копировать его. Каждый член семьи Гонсалес выглядит так, словно большую часть своего времени сосет лимон.

— Они ждут тебя внизу, — говорит Мария тоном, в котором слышится выговор, и я напрягаюсь.

— Ну, я не думаю, что они хотели бы, чтобы я спустилась голой, — чопорно говорю я и прохожу перед ней, направляясь к лестнице. Возможно, Рената сделала все возможное, чтобы прошлой ночью я чувствовала себя ничтожеством, но я напоминаю себе, что это неправда. До меня доносится голос моего отца с гала-ужина, когда Диего утаскивал меня прочь, кричащий: "Я Рикардо, черт возьми, Сантьяго", и я напрягаю спину, когда начинаю спускаться по лестнице, вздернув подбородок.

Я облажалась, и сильно. Я в лапах Диего Гонсалеса, и меня ждет судьба, которая заставляет меня содрогаться, но я Изабелла, мать ее, Сантьяго, и я не позволю им запугать меня. Если они хотят причинить мне боль, они могут сделать это, пока я стою на своих ногах.

Мария догоняет меня, когда я достигаю первого этажа, не зная, куда идти, чтобы найти столовую.

— Сюда, — чопорно говорит она, приподнимая бровь, когда ее рот кривится в насмешливой усмешке, и мне приходится отвести взгляд, чтобы не сказать что-нибудь едкое. Конечно, я не знаю, куда я иду. Это не мой дом.

К тому времени, как я вхожу, семья уже сидит за завтраком. Диего сидит во главе длинного резного обеденного стола, выглядя напыщенным и довольным в своей застегнутой на все пуговицы рубашке с закатанными рукавами и расстегнутым воротом, его редеющие седеющие волосы зачесаны назад, с лица. При взгляде на него становится ясно, что когда-то он был более красивым мужчиной, как и его брат, но теперь все это ушло и, зная, кто он в глубине души, я не могу представить, что когда-нибудь найду его привлекательным. Я не знаю, как кто-то мог бы.

Рената сидит слева от него, выпрямив спину, как будто к ее позвоночнику приклеен стержень, с тем же напряженным выражением лица. Стул справа от него пуст, и я знаю, что он, должно быть, для меня. Все сомнения на этот счет рассеиваются, когда Диего встречается со мной взглядом, его толстые губы растягиваются в довольной улыбке, и он кивает в мою сторону.

— Иди сядь туда, где должна быть моя жена, Изабелла, — говорит он, похлопывая по столу перед стулом, и я вижу, как Рената вздрагивает.

— Она этого еще не заслужила, — шипит она, и Диего бросает на нее мрачный взгляд.

— Замолчи, женщина, — бормочет он, и она снова вздрагивает, как будто он ударил ее, ее руки сжимаются на коленях.

Остальные за столом, брат Диего с женой и Люсия, молчат. Маленького мальчика нет за столом, и я могу догадаться почему, нередко семейные трапезы в таких семьях, как эта, разрешены только взрослым. Моему отцу никогда не нравилась эта практика, он говорил, что его дочери должны обедать со всей семьей, а не с няней, но его предпочтение было исключением из правил богатых семей.

Я не хочу сидеть рядом с Диего, но все равно сажусь на сиденье. Выбирай свои битвы, Изабелла, повторяю я в своей голове снова и снова, как мантру. Я знаю, придет время, когда он потребует чего-то, чего я не захочу делать. Он будет постепенно обострять ситуацию, шаг за шагом, пока я, как лягушка в медленно закипающей воде, не смогу больше этого выносить. И тогда я сорвусь и взбунтуюсь, и он накажет меня. Когда это произойдет, я, по крайней мере, хочу, чтобы оно того стоило. Не из-за того, что я не могу встать с постели, и не из-за того, какое место я занимаю за завтраком. Что-то стоящее того, чтобы почувствовать, как тяжесть его гнева обрушивается на меня.

Завтрак вкусный, что, я полагаю, не должно удивлять, учитывая железные кулаки, с которыми Мария и Рената управляют домом. Конечно, у них работает хороший повар. Я ем больше, чем когда-либо позволила бы себе дома под бдительным присмотром моей матери, чувствуя, как взгляд Ренаты мрачнеет с каждой секундой, когда она наблюдает, как я поглощаю картофель фри, ветчину, яйца, жареные помидоры и множество других блюд, которые я накладываю себе на тарелку. На самом деле я умираю с голоду, я почти ничего не ела задолго до вчерашнего гала-ужина, и я наслаждаюсь тем фактом, что это выводит ее из себя, а она на самом деле ничего не может с этим поделать. Я готова поспорить, что Диего не понравилось бы, если бы его мать намекала за столом, что его будущая невеста слишком много ест. А Рената, не моя мать.

Чья-то рука опускается на стол передо мной, и я отдергиваюсь, чуть не подавившись скользким куском яйца. Я поднимаю взгляд, чувствуя, как по спине пробегает легкая дрожь, и встречаюсь взглядом с прищуренными глазами Диего.

— Следи за собой, малютка, — тихо говорит он. — Я купил принцессу у Рикардо Сантьяго, а не свинью. Если только ты не хочешь, чтобы я запер тебя в твоей комнате и приносил тебе еду, чтобы ты не переедала?