class="p1">Я тяжело сглатываю, чувствуя, как слезы подступают к уголкам моих век, но я держу рот на замке. Безрассудство привело меня сюда, напоминаю я себе, даже когда язвительное замечание обжигает мне язык.

— Мне очень жаль, — заставляю я себя сказать, игнорируя желчь, которая пытается последовать за этим, и ставлю свою посуду на место. — Я почти ничего не ела за ужином вчера вечером. Я слишком нервничала.

Говоря это, я смотрю на него из-под ресниц, надеясь, что он поймет, что я нервничаю из-за своей помолвки, но моя застенчивость не срабатывает. Диего кривит губы, и рука, сжимающая нож, которым он резал ветчину, поднимается, так внезапно вонзаясь в стол в дюйме от моих пальцев, что я с криком отскакиваю назад.

— Конечно, нервничала, — говорит он хриплым и маслянистым голосом. — Лживая маленькая шлюха. Мужчина, с которым ты наставила мне рога, сидел через стол от тебя. Ты, должно быть, обоссалась от страха.

Все за столом неподвижны и безмолвны, как будто они боятся пошевелить хоть мускулом, чтобы Диего не заметил их.

— Прости, — снова шепчу я. Я не знаю, что еще сказать, какое сочетание слов удовлетворит его, а не заставит вонзить нож в мою руку в следующий раз. Места, где тебе будет больно, где никто не увидит, сказал он прошлой ночью, и моя рука, безусловно, может быть таковой. Я была бы не первой невестой, которая надела белые кружевные перчатки в день своей свадьбы. Дань моде.

Губы Диего приоткрываются, и он тяжело вздыхает, его взгляд становится плотоядным.

— Тебе следует надеть к обеденному столу одежду поприличнее, — наконец говорит он, оставляя свой нож дрожать на скатерти и дереве под ней, и возвращается к своему завтраку. — Мне нравится красивый вид по утрам.

Я чувствую вздох, который издают остальные за столом. Я откидываюсь на спинку стула, мои руки дрожат, и сдерживаю слезы. Я не хочу, чтобы он видел, как я плачу. Не здесь, пока нет. Только для чего-то стоящего. Однако в одном он преуспел… у меня полностью пропал аппетит.

* * *

Остаток утра Рената провела, показывая мне огромный дом, сады и террасу у бассейна в задней части. Это великолепный роскошный дом с идеально подобранными комнатами, наполненными лучшим текстилем, дорогими произведениями искусства, резной и мягкой мебелью, а также великолепно сотканными коврами и портьерами. Ландшафтный дизайн садов изыскан, а бассейн окружен тем, что можно описать только как джунгли тропических растений, с баром с одной стороны, креслами для отдыха и каменным камином, а также гидромассажной ванной с другой. Особняк и территория моего отца по-прежнему красивее, со вкусом подобранный, в то время как дом Диего временами становится безвкусным, как будто ему приходится хвастаться своим богатством, чтобы чувствовать себя хорошо.

Рената восхищается бассейном, гидромассажной ванной и окружающими их джунглями яркой флоры, называя это своим оазисом в пустыне. Меня просто подташнивает от мысли, захочет ли Диего, чтобы я была там однажды ночью. Если мне придется щеголять в бикини перед ним, возможно, и перед его друзьями, и обслуживать его по первому требованию.

Как бы красиво здесь ни было, я никогда не смогу почувствовать себя здесь как дома. Так никогда и не будет. И если у меня появится шанс сбежать, я им воспользуюсь. Чего бы мне это ни стоило, даже если меня поймают.

Я не смогу жить с Диего.

— Пойдем. — Рената щелкает пальцами, выводя меня из оцепенения. — Кое-кто придет подгонять тебе свадебное платье, и мы не хотим опоздать. Планировщик, скорее всего, уже здесь.

Моя свадьба. Мой желудок сжимается, на меня снова накатывает тошнота, на этот раз слишком сильная, чтобы ее можно было игнорировать. Меня сейчас вырвет, дико думаю я, отчаянно стараясь не делать этого там, где Рената может видеть или слышать. Прошло всего две недели с той первой ночи, когда мы с Найлом переспали, но я никогда не измеряла свои циклы. Я понятия не имею, что значит, что у меня были месячные за полторы недели до этого, какой опасности беременности я себя подвергла. В то время я ухватилась за идею забеременеть из-за моих свиданий с Найлом, который был рядом со мной, еще один ужасный секрет, который мог принадлежать только мне, еще один способ наказать мужчину, который в конечном итоге навязал себя мне в качестве мужа. Теперь сама идея ужасает, потому что, если я беременна и Диего узнает об этом, он не позволит мне оставить ребенка. Он уже знает, что он рогоносец, и будет ждать признаков того, что из этого что-то выйдет.

Мне удается сдерживаться, пока мы не оказываемся в доме, и я чувствую, как горячая горечь сдавливает мне горло.

— Мне нужно в туалет! — Дико восклицаю я, как только мы оказываемся в доме, не обращая внимания на потрясенный и полный отвращения взгляд Ренаты, я бегу прямо в ванную на первом этаже, мимо которой, помню, проходила этим утром по дороге на завтрак.

Завтрак, который готовится выйти прямо сейчас, в эту минуту, когда я бросаюсь перед туалетом. Я хватаюсь за края унитаза, когда меня рвет сильнее, чем когда-либо в жизни, я задыхаюсь и кашляю, пытаясь заглушить звуки, слезы текут по моему лицу.

Это стресс, говорю я себе. Со вчерашнего вечера ты пережила целый шквал эмоций, стресса, шока и жестокого обращения, и вся твоя жизнь перевернулась с ног на голову. Кого угодно стошнит от этого. Это ничего не значит.

Я прижимаю руку к своему плоскому животу, по моему лицу текут слезы. Всего несколько дней назад я хотела ребенка от Найла, но теперь я молюсь, чтобы для этого была какая-то другая причина. Диего никогда не поверит, что ребенок от него, даже если мы поженимся и завтра ляжем в постель, мысль, которая вызывает у меня второй приступ рвоты над унитазом. Он заставит меня сделать аборт, или, если беременность даст о себе знать после того, как мы поженимся, он всю жизнь будет относиться к ребенку как к дерьму, никогда полностью не доверяя отцовству. Особенно если ребенок — девочка…

Раздается стук кулаком в дверь, и я чуть не выпрыгиваю из собственной кожи.

— Изабелла! — Доносится пронзительный голос Ренаты, от которого у меня сводит живот. — Что ты там делаешь? Поторопись!

— Иду! — Я спускаю воду в унитазе, убедившись, что не осталось следов, и спешу к раковине с мраморной столешницей, чтобы вымыть лицо и руки, пытаясь смыть любые следы того, что я плакала. Мои глаза все еще выглядят розовыми и немного опухшими, но это само по себе не доказывает, что меня рвало.

Я думаю, они все равно ожидают, что я буду плакать.

7

ИЗАБЕЛЛА