– Наверное, ты хотел этого. Точно говорю тебе. Ты хотел этого, – говорит Вильям вслух самому себе, стараясь изо всех сил, чтобы голос был максимально уверенным. Но в нем все же слышатся нотки фальши. Художник делает несколько глубоких вдохов и выдохов, берет в руки кисть и сдергивает покрывало с подрамника.

На пятый день в Гонконге мне стало казаться, что я окончательно схожу с ума. Целыми днями я без всякой цели шатался по улицам и скоро изучил район Централ, как свои пять пальцев. Я оказался в этом городе, потому что вдруг решил, что это отличная отправная точка для моего пути. Когда я отправлялся сюда, то был абсолютно уверен, что здесь увижу или почувствую нечто, что подскажет мне, куда надо следовать дальше. И теперь я просто прогуливался по этим улицам, ездил взад-вперед на ярких двухэтажных трамвайчиках, изучал переулок за переулком в надежде, что вот-вот встречу это самое, что подтолкнет меня к следующим действиям. Я вставал в семь утра и пешком шел в портовую часть к «Конгресс-центру». Садился на лавочку и смотрел, как в бухту входят большие и маленькие корабли. Как делают утреннюю гимнастику военные матросы на дежурившем в порту боевом сторожевике, как мимо на малом ходу проходят маленькие моторные яхты с отдыхающими и беззвучно медленно ползут классические рыбацкие джонки. По пути к «Конгресс-центру» я покупал в Стар-баксе кофе с молоком навынос, и тут, сидя на лавочке, откупоривал стаканчик. Когда утро сменялось днем, я шел гулять. Выбирал направление наугад и шел, шел, шел. И постоянно меня преследовало чувство, что я уже был здесь, что все это я уже видел, несмотря на то что я посетил Гонконг впервые. Нередко по пять-шесть раз за день я испытывал настоящее дежавю. Такое, что, сосредоточившись, я мог как бы вспомнить будущее и предугадать, что же будет дальше. Так я предугадывал появление автомобилей на дорогах, предугадывал, что ждало меня за изгибом улицы, я мог даже нарисовать вывеску магазина на бумаге, а потом пройти пару кварталов и увидеть нарисованную мною картинку вживую. Это странное чувство. Когда кажется, что все это уже было, ты просто напрягаешься и вспоминаешь, а что же было дальше. Сначала я подумал, что это круто, что сейчас я промотаю вообще все вперед и смогу увидеть, чем же закончится вся эта история, но это было невозможно. Отрезки доступной информации были крайне малы. Все, что мне удавалось «вспомнить», максимум умещалось в пять минут жизни. А чаще всего это вообще был какой-то десяток секунд. Если вы впервые в каком-то городе и вам постоянно кажется, что вы здесь уже были, причем вы с легкостью можете доказать самому себе факт этого предыдущего пребывания, то у вас серьезная проблема. Если вы ни с кем не разговариваете в течение пяти дней, а только и делаете, что вспоминаете будущее, ваша проблема гораздо серьезнее, чем вам казалось вначале. Я подумал, что постепенно схожу с ума, и меня ждет участь стать местным городским сумасшедшим. Что, возможно, все что я вижу на самом деле, давно уже происходит лишь у меня в голове.

Эти мысли пугали меня, и я старался постоянно находить какие-то подтверждения того, что пребываю в сознании. Я все время фотографировал места, где бывал, и помечал их в записной книжке. А вечером сверял фото и записанные данные. Каждый раз заходя в новое кафе, я выносил оттуда или спички, или картонную подставку для пива, как некое свидетельство, что был там на самом деле. Однако маниакальность моих попыток доказать самому себе, что я не спятил и не сплю, пугала меня ничуть не меньше, чем постоянные дежавю. Несмотря на то что я старался вести крайне умиротворенный образ жизни, внутри меня пылал настоящий вулкан страстей. Я без перерыва грыз ногти и нервно теребил заусенцы на пальцах. Я старался успокаивать себя видом Гонконгской бухты, но, сидя на лавочке, постоянно гонял в голове мысли о нашем прошлом и о нашем крайне неопределенном будущем. Из-за крайне расшатанной нервной системы я решил, что неплохо было бы сходить на какие-нибудь знаменитые китайские традиционные медицинские процедуры. Мне показалось, что иглоукалывание или еще что-то в этом роде запросто может поставить меня на ноги и вернуть мой рассудок, если не совсем, то хотя бы частично на место.

В один из дней я решил, что сверну с Хеннессироуд направо, в гору, и пойду прямо, пока не увижу первое попавшееся традиционное медицинское заведение. Вообще Гонконг пестрит всякого рода странными магазинами, которые продают различные снадобья для народной медицины типа рогов марала или зубов динозавров. Поначалу меня это очень забавляло, но вскоре мне подумалось, что раз всего этого так много, то, возможно, в этом есть нечто большее, чем просто фан для туристов. Я шел по типичной узкой гонконгской улице, на которой с трудом могли разъехаться два автомобиля. Она неуклонно шла вверх. Иногда она огибала какой-нибудь мини-скверик с памятником. У памятников стояли лавочки, на которых всегда сидели старики и играли в незнакомые мне настольные игры, странную смесь шахмат и шашек на абсолютно круглых игровых полях.

В воздухе витало космическое спокойствие. То самое мистическое дзен. И было странно начать сходить с ума в этой умиротворяющей и поражающей своей безмятежностью атмосфере. Гонконг совсем не походил на город, где можно сойти с ума. Москва – да. Токио – да. Но не Гонконг. Мне сразу вдруг стало понятно, почему я здесь. Это не только первая точка моего пути, но и шанс выздороветь, обрести возможность смотреть на все столь необходимыми мне новыми, абсолютно чистыми глазами. Я шел по улочке, пока не увидел магазин с выставленными на витрину связками рогов и гигантским зубом дракона (если верить подписи). Там же была табличка, указывающая, что тут же при «аптеке» находится некий лечебный центр. Я зашел внутрь.

Обычная аптека. Только вместо традиционных лекарств на витринах разложены вязанки каких-то костей, корешков, грибов, зубов и пакетиков с сушеными травами. За прилавком стоял пожилой китаец. Я объяснил ему, что мне надо в медицинский центр, и он пальцем указал мне наверх. Пройдя по узенькой лестнице с крашенными в голубой цвет расшатанными перилами, я оказался в приемной, где уже ожидали своей очереди несколько пожилых гонкогнцев. Присев на стульчик, я решил подождать. Мое появление вызвало целую бурю эмоций у ожидавших приема больных. Они улыбались мне, что-то оживленно обсуждали на китайском между собой, показывали на меня пальцем и опять широко улыбались своими, большей частью практически полностью беззубыми, ртами. По их жестам я понял, что они с радостью уступают мне свое место и предлагают пройти без очереди. Дождавшись, когда от целителя вышла пожилая женщина, я смущенно постучал в дверь и вошел в кабинет.

Мебели в комнате практически не было. Стены были выкрашены в белый цвет. Справа от двери стояла большая кушетка, она же массажный стол, у окна – обшарпанный письменный стол с выдвижными ящичками. Еще была ширма, за которой можно было раздеться. В кабинете обнаружилась еще одна дверь. Я подумал, что, возможно, она ведет в помещение, где хранятся всякие медицинские приспособления и медикаменты. За столом на белом табурете сидел китаец лет сорока очень крепкого сложения. Волосы у него на голове были очень редкими, но длинными. Было ясно, что он из тех людей, которые длиной волос пытаются как-то компенсировать свое тотальное облысение. Китаец жестом указал мне на ширму, потом на кушетку. Я разделся до трусов и лег на спину. Врач опять же жестом приказал мне закрыть глаза. Я послушался. Минуты две я лежал в полнейшей тишине, ощущая, однако, что целитель водит надо мной руками. Потом я услышал, как он с силой выдыхает воздух из груди. Три очень шумных и сильных выдоха. Врач похлопал меня по плечу, давая понять, что можно открыть глаза. Диагностика была завершена. Он сел на свой табурет и стал что-то строчить на листке бумаги с очень озадаченным видом. Закончив, целитель протянул мне листок, весь исписанный иероглифами. И показал, что мне надо спуститься с ним вниз. Я пожал плечами и жестом спросил, должен ли я ему сколько-нибудь за эту «постановку диагноза». Китаец смутился и отрицательно покачал головой. И замахал перед собой руками, показывая, что выписанное им нечто мне тоже дадут совершенно бесплатно. Я нарисовал на листочке вопросительный знак, а китаец в ответ изобразил дерево с множеством сросшихся ветвей и грустно вздохнул. Это была еще одна важная подсказка, которая указала мне, что я иду в нужном направлении. Сердце истерично забарабанило в грудной клетке, я хотел было вскочить и обнять этого лысого, но китаец поклонился и жестом указал мне на дверь. Все это было, конечно, очень странно, но я решил успокоиться и уже ничему не удивляться и спустился в аптеку. Там я протянул листок поджидающему меня фармацевту. Аптекарь прочитал «рецепт», снял очки и внимательно посмотрел на меня. Потом вздохнул и пошел за прилавок в подсобное помещение. Минут через пять он вышел, неся серый бумажный пакетик с каким-то порошком. На плохом английском продавец объяснил мне, что вечером я должен выпить этот порошок, растворив в воде. А потом мне нужно взять с собой чистый листок бумаги и пойти в то место, где я наверняка буду чувствовать полный релакс. И когда на душе станет совсем спокойно, мне надо нарисовать на бумаге то, что первым придет в голову. А завтра вернуться и показать рисунок доктору. Я немного удивился такому необычному методу лечения. Это больше походило на психотерапевтический сеанс, а не на китайскую народную медицину. Но, в конце концов, чему мне удивляться, возможно, с такими психами, как я, в разных культурах существуют схожие методики работы и оздоровления. К тому же я интуитивно чувствовал, что это не просто метод лечения. Мне показалось даже, что это какая-то проверка, годен ли я для чего-то или лишь кажусь таковым.