Вечером я набрался храбрости и принял порошок. А потом сел на трамвайчик и отправился на Викторию-Пик, смотровую площадку, откуда открывается фантастический вид на весь Гонконг. Я подумал, что вид океана и вечернего города успокоит мои нервы как нельзя лучше. Сидя на краю площадки, наблюдая за тем, как город переливается тысячами светодиодных огней, я и вправду почувствовал просто фантастическое спокойствие. Мне уже не казался странным мой поход к чудаку-доктору, нарисовавшему мне искомое мною дерево. И вот я смотрю, как город светящимися иглами домов легонько касается низкого неба, кое-где прокалывает облака, и в этих местах еле заметно сочится дождь, и я беру листок бумаги и неожиданно для себя рисую странную загогулину, похожую на тушку цыпленка. Смотрю на рисунок и никак не могу взять в толк, что же это такое. Взволнованный, я начинаю снова и снова обводить края рисунка. Выделять отдельные изгибы контура, делать четче нелепую ножку под грузным туловищем. А потом зачем-то рисую по краям волны и понимаю, что это какой-то остров. И еще я понимаю, что этот остров есть где-то на самом деле. И этот остров и есть, возможно, конечная точка моего пути.

* * *

Китайского доктора звали Меджик Чен. Его свояка-аптекаря Чарли Чой. На следующий день я вновь пришел к ним в клинику. Я принес им свой рисунок. Они одобрительно закивали головами. Потом принесли из подсобки толстенный картографический атлас, нашли в нем карту похожего острова и приложили мой рисунок сверху. Нарисованная мною загогулина в точности повторяла форму объекта на карте.

– Откуда ты знаешь про дерево? – просил меня Чарли.

– Так вышло, что знаю. Меня, правда, интересовал совсем другой вопрос. Я изучал Сикарту. Бога судьбы. И узнал тогда про это дерево. Читал легенду о нем. А потом произошло то, что вынудило меня отправиться на его поиски. Может, это глупость, я даже не уверен до конца, что сам верю в существование этого дерева… а может, это мой последний шанс все изменить.

– Все происходит так, как должно происходить. Каждый человек рано или поздно ищет свое дерево судьбы. – Китайцы переглянулись и передали мне в руки атлас.

– Это же Бали! – воскликнул я удивленно, так как ожидал, что это будет какой-нибудь заброшенный остров. Задача, как мне тогда показалось, существенно упрощалась.

– Да. Это Бали. Когда-то там было что-то вроде рая. И потому дерево растет там. Оно самое старое на острове. Древнее его ничего нет. Ты сможешь его найти. Оно покажется тебе, как только придет время. Ты сам узнаешь его. – Чарли снял очки и протер их носовым платком. – И насчет страхов твоих… не бойся. Они отступят.

Я встал с кушетки, сказал «спасибо» и побрел к двери.

– Простите, – не выдержал я и все-таки спросил: – Зуб дракона настоящий или муляж?

– Все становится настоящим, если верить, – ответил мне Меджик Чен на идеальном английском, без малейшего китайского акцента. – Иди. Делай то, во что веришь.

Детектив Вилсон разложил на столе снимки. На них были четыре разных человека. Вот Роберт Пол, вот Арнольд Прайм, вот Стивен Доусон, вот Миша Новак. Возраст двадцать семь, тридцать четыре, сорок один и семнадцать. Все они мертвы. Всех их убили выстрелами в голову. Стрелял профессионал. На это указывает точность выстрелов и кучность входных пулевых отверстий. Стрелок как будто сдавал снайперский норматив. Отпечатков пальцев и вообще каких-либо следов на местах преступлений обнаружить не удалось. Между жертвами нет ничего общего, кроме одного, – все они хотели убить Вильяма Херста.

Два дня назад детектив сделал общий запрос по стране – не было ли каких-либо еще схожих по почерку убийств. И ответ ошеломил его – почти в каждом городе страны за последнюю неделю схожим образом были убиты два-три человека. Были ли у них всех планы убийства Херста, выяснить не удалось, но характер преступлений давал основание это предполагать. Интуиция подсказывала Вилсону, что все эти убийства наверняка должны вести к Херсту. По слухам, художник стал уже достаточно обеспеченным человеком, чтобы нанять себе суперпрофессиональную и, возможно, чрезмерно активную охрану. Вилсону вспоминались байки про Алена Делона или Жана Маре, с их параноидальным стремлением создать собственные спецслужбы. Еще чем-то подобным отличился сам Элвис, который к концу своей жизни тоже начал параноить по поводу и без. Так что от такой знаменитости, как Херст, вполне можно было ждать не вполне адекватных действий, связанных в том числе и с его продолжительной болезнью. Вообще удивительно, что после стольких лет, проведенных в коме, этот парень вообще может что-то соображать! Вилсон уже установил за Херстом круглосуточное наблюдение и прослушивание телефонов. Но группа «наружки» второй день откровенно скучала – Херст никуда не выходит из дома. Он только работает на своей мансарде, ест там же и иногда, независимо от времени суток, спускается в спальню и ложится спать.

Вилсон подал рапорт на создание специальной группы для объединения всех этих убийств в одно большое дело. Подал рапорт на предоставление психолога для создания психологического портрета убийц. Подал рапорт на выделение ему двух дополнительных аналитиков. Но все почему-то очень сильно тормозилось. У детектива создавалось ощущение, что руководство не горело особым желанием расследовать эти преступления. Вилсону уже намекнули кулуарно, мол, что плохого, если кто-то пришил потенциальных маньяков, есть дела и поважнее. Сказал ему это капитан, как бы в шутку. А глаза не шутили. И вот Вилсон сидит за своим столом и смотрит на фотографии трупов. Пытается понять, куда же идти дальше. А потом вдруг понимает, что искать надо вовсе не убийцу. Нужно понять, зачем жертвы сами хотели убить Херста, тогда, возможно, станет ясно, почему кто-то не хочет, чтобы это произошло. И Вилсон звонит менеджеру Херста Джеймсу Хуку. Тот обещает перезвонить, так как сейчас очень занят. Детектив ждет час, два, но никто не перезванивает. Тогда коп сам начинает копаться в биографии художника.

Вильям Херст родился в 1949 году. То есть сейчас ему уже шестьдесят с лишним! Хотя выглядит Херст максимум лет на тридцать.

«Одного этого в Америке может быть достаточным, чтобы тебя захотели убить», – мысленно пошутил полицейский и отхлебнул из бумажного стаканчика холодный кофе.

Херст с отличием закончил академию художеств и работал в компании, выпускающей комиксы. Участвовал в провальном проекте «Сад Сирен», который выходил в семьдесят шестом году. В семьдесят восьмом Херст заболел и впал в коматозное состояние, в котором пребывал более тридцати пяти лет. Менее года назад он совершенно неожиданно пришел в себя, причем вопреки всем прогнозам врачей чувствовал себя прекрасно. У него даже не атрофировались мышцы. На вид ему было столько же лет, как в день, когда он забылся своим рекордно длинным сном. Это была настоящая сенсация, и об этом писали практически все газеты мира. Херст мог бы стать знаменитостью уже тогда, но он не дал ни одного интервью. Практически сразу же после пробуждения он заперся в своей студии, которая простояла закрытой треть века, и принялся за работу. Первая его картина «Вестники утра» сделала его самым культовым художником современности. Далее последовал ошеломляющий успех работ «Время уйти» и «Убитый кольцом». Все творения Херста были выполнены в жанре сюрреализма, и их сюжеты больше походили на сюжеты символических снов. Помимо абсолютно оригинальных, проникающих глубоко в сердце образов, эти полотна отличались совершенно невероятной техникой. Сначала художника олицетворяли с Сальвадором Дали, но простейшие сравнения оказались не в пользу великого испанца. Работы Херста стояли на порядок выше. Критики в один голос утверждали, что еще никто из мастеров за всю историю человечества не рисовал ничего подобного. Картины Херста были во всех отношениях идеальны. Неудивительно, что кто-то стал называть Херста дьяволом. И нет ничего странного, что кто-то захотел его убить, – ведь в истории уже не раз бывало, когда психически неуравновешенные люди крайне остро реагировали на появление исключительных талантов. Удивляло скорее обратное – с какой точностью и оперативностью действовали невидимые защитники Херста. Возможно, у него, как и у многих очень талантливых людей, были какие-то могущественные покровители.