наконец, забираемся в кресла. И… поехали!

Ну и ощущения! Я бы с удовольствием прокатилась еще раз, но слишком долго ждать.

Потом мы катаемся на американской горке, на которой надо ехать стоя, потом на горке, где нет пола и ноги болтаются в воздухе, потом еще на одной, потом еще…

Тут мы видим, что только что открыли еще одну горку. Она не очень крутая, но и народу там не очень много. Мы идем туда. Через четверть часа, мы уже сидим пристегнутые в креслах. «Поезд» трогается и быстро набирает скорость. Впереди первая мертвая петля. Она прямо надо водой. На секунду над головой мелькает голубой пруд и снова небо. Теперь мы поднимаемся выше. И вдруг, когда мы находимся на высоте около тридцати метров, поезд резко останавливается. Мы пытаемся заглянуть вперед и выяснить, что же случилось. Оказывается, оборвалась цепь, на которой движется «поезд». Интересно, что будет дальше. Я поворачиваюсь к Джереду, и трагическим голосом начинаю говорить:

— Джеред, я давно хотела тебе сказать… И вот сейчас как раз подходящий момент… Теперь, когда мы все умрем, я могу признаться тебе…

— Что? — Джеред смотрит на меня удивленно — вопросительно,

— Ты что фильмы не смотришь? — от пафосно-трагичной, я перехожу к обычной манере разговора. Теперь Джеред понял и подхватывает:

— Да, Аня, я тоже давно хотел тебе признаться… С самого первого дня как я увидел тебя…

Наши признания прерывает девушка-работник парка. Она проходит мимо нас, извиняется за причиненные неудобства и говорит, что мы будем спускаться по пожарной лестнице.

Мы начинаем по очереди выходить из «машин». Спускаться по лестнице немного страшно, но, наконец, мы все на земле. Там всем дают купоны, позволяющие пройти на один любой аттракцион без очереди. Это для того, чтобы мы не подали в суд и не попросили компенсацию морального ущерба. У них так принято, у американцев.

По этим купонам мы проходим на самую высокую горку. В очереди на нее пришлось бы стоять часа два.

У стоматолога

Позавчера я приехала из Америки. Первую ночь, я не спала, разбирая чемоданы и пытаясь вспомнить как это — говорить по-русски. Несколько раз я начинала что-то объяснять маме на английском и только по удивленному выражению ее лица понимала, что говорю что-то не то. На следующий день я ходила в школу, встречалась с Костиком и Маликом. И вообще была занята. А ночью у меня разболелся зуб. Разболелся так сильно, что уснуть я так и не смогла. Учитывая то, что не спала я уже больше пятидесяти часов, чувствовала я себя не очень хорошо.

На следующий день с утра я пошла к стоматологу. Вот я и в маленькой стоматологии прямо около моего дома.

— Зуб болит, — жалуюсь я стоматологу, — вот этот.

Она осматривает мой зуб и заявляет, что нужно ставить пломбу.

— Все что угодно, лишь бы не болел, — говорю я

Стоматолог замораживает мне нерв и по мере того, как половина лица теряет способность двигаться и чувствовать, боль утихает, и… я засыпаю. Сказывается усталость. Меня будят, и лезут ко мне с визжащей бормашиной. Но, несмотря на мою отчаянную борьбу с Морфеем, через минуту я опять сплю. Меня снова будят, я опять засыпаю. После пятой попытки стоматологу видимо надоедает и она, положив мне на зуб какое-то обезболивающее и уверив, что болеть не будет, предлагает мне прийти завтра. Я с радостью соглашаюсь, иду домой, и, забравшись в кровать, засыпаю часов на двенадцать.

«Камикадзе» или …

Ташкентский аквапарк — место в высшей степени замечательное. Во-первых, там чисто. Во-вторых, трава там даже в июле еще зеленая. В-третьих, там есть большие водные горки, с которых так весело кататься. Для Ташкентцев, измученных летней пылью, сухостью и жарой, аквапарк — поистине спасение. Билет на три часа стоит всего пять долларов, а удовольствия хватит на неделю вперед.

Мы пришли в аквапарк поздно, когда все лежаки были уже заняты. Для нас это конечно не проблема. Бросив полотенца на траву, мы идем кататься с горок. Вдоволь накатавшись и наплескавшись в бассейне, мы с Маликом растягиваемся на траве, чтобы немного позагорать. Солнце печет так сильно, что, если облить себя водой, она испарится уже через несколько минут. Я еще не сплю, но веки уже стали такими тяжелыми, что открыть глаза я не могу. Со всех сторон копошатся и разговаривают люди, играют дети, постепенно все голоса сливаются в шум, в котором даже нельзя разобрать отдельных слов… От этого состояния полусна меня пробуждает голос, раздающийся прямо над ухом:

— Малик, ну пойдем со мной на камикадзе!

— Нет, Олег, ты иди, а я тут посижу — судя по голосу Малика, Олег уже давно его мучает, уговаривая сходить на самую большую белую горку — Камикадзе. Она высотой, наверное, с пятиэтажный дом, а может и выше. Я сама только в прошлом году решилась, наконец, скатиться с нее, но второй раз я вряд ли бы на это пошла. Чтобы Олежка даже не пытался уговорить меня сходить с ним, я притворяюсь, что сплю.

— Малик, ну пошли… ну пойдем, сходим со мной… ну пошли на белую горку…

— Да иди ты на свою камасутру! — вырывается у Малика и тут он понимает, что ляпнул что-то не то. Народ, сидящий вокруг, с любопытством оглядывается в нашу сторону буквально на пару секунд, а потом каждый возвращается к своим делам. Очевидно, оглянувшись, они надеялись застать более интересную картину, чем им пришлось созерцать.

Хомячиная эпопея

Когда мы были в Актюбинске, в гостях у бабули, она дала мне и Олежке денег, чтобы мы купили себе что-нибудь на память. Я быстро потратила свои, купив золотые сережки и сумку, Олежка же сохранил деньги до приезда в Ташкент. Когда я спрашиваю его, что же он себе купит, он отвечает:

— Я копить буду,

— А на что копить? — интересуюсь я,

— Не знаю. На что-нибудь.

Сегодня он подходит ко