Впрочем, в последние два-три века, под влиянием соседних Вавилонии и Ассирии, права женщин в Эламе постепенно урезались, но эламиток по-прежнему никак нельзя было назвать забитыми и униженными.

* * *

Не побоюсь выглядеть тривиальным, и всё-таки хочу высказать такую мысль…

Понятно, что женщин никогда не причесать под одну гребёнку, они не похожи друг на друга и все разные. И по социальному положению, и по характеру, и по многим другим параметрам. Есть такие, которым роль матери и спутницы своего избранника кажется недостаточной или и вовсе малопривлекательной. Их переполняет энергия, и они постоянно готовы действовать. Из таких амбициозных особ зачастую выходят умелые интриганки и даже великие правительницы. Вот к такому типу женщин и можно было по праву отнести Шильках.

А ещё она прославилась любвеобильностью. И не все её дети были от мужа.

Муж её, царь Элама Хумбан-Халташ II, правивший до Уртаки, догадывался, что она постоянно изменяла ему, но Шильках умела им управлять, и все её измены сходили ей в общем-то с рук. Одно время она даже была любовницей пришедшего к власти после смерти её мужа Уртаки, и благодаря этой связи ей удалось спасти всех своих детей.

Уртаки очень нравилась Шильках, когда она была моложе, он даже долго добивался её благосклонности, но их связь продлилась только пять лет, и потом, когда он охладел к ней, он всё равно был признателен бывшей любовнице, и вдовствующей Шильках удалось вывести из-под удара домочадцев.

За Теуманом, её старшим сыном, Уртаки согласился даже оставить Сузы. Другой же её сын, Тахрах, получил хорошую должность при дворе, и Уртаки после своей неудачной авантюры в Вавилонии поручил именно ему восстановить отношения с Ассирийской империей.

Тахрах возглавил посольство, посетившее Ниневию, и после проигранного Ашшурбанапалу пари выполнил пожелание Великого царя…

Строптивый Уртаки, поев чего-то несвежего, внезапно скончался.

Таким образом путь к эламскому трону оказался расчищен, и Шильках не упустила представившейся ей возможности.

* * *

На этот трон засматривались, как на лакомую добычу. На него хватало претендентов, однако Шильках опередила их всех. Ей удалось заручиться поддержкой нескольких влиятельных при дворе вельмож, а также её поддержало жречество, и в итоге она добилась своего и одела на голову старшего сына тиару, ну а младший Тахрах получил Мадакту, которая при Уртаки являлась царской резиденцией. И всё бы ничего, но Теуман, утвердившейся на троне, стал огорчать её. Он как-то сразу стал меняться. И менялся явно в худшую сторону.

Теуман и раньше-то не являлся паинькой и как человек имел множество недостатков, однако власть, которую он заполучил, его окончательно испортила.

Теуман становился всё более несдержанным, взрывным, мстительным и иногда превращался уж совсем в какое-то кровожадное чудовище. Даже в ту жестокую эпоху он поражал нередко своими выходками. Он мог за малейшую провинность посадить на кол слугу или забить до смерти плетями повара, плохо приготовившего его любимое жаркое. По два-три раза в неделю он спускался в казематы и лично пытал там узников, и своими руками лишил жизни с особой жестокостью сотни несчастных, при этом он утверждал, что из него вышел бы наилучший палач.

Шильках была уже не рада, что возвела на трон его.

Поступки старшего сына не могли не шокировать.

Царица-мать пыталась воздействовать на Теумана и хоть как-то старалась смягчить его нрав, однако ей это всё реже удавалось. Так, не слушая её возражений, он захотел казнить всех трёх сыновей Уртаки. Их собирались заковать в кандалы, а затем обезглавить, однако Шильках предупредила их о готовившейся над ними расправе, и они сбежали в Ассирию.

Царские отпрыски, включая шестьдесят их жён и детей, а также несколько десятков вельмож, в том числе и главнокомандующий эламской армии, нашли убежище на ассирийской территории.

* * *

Беспричинная свирепость Теумана не шла на пользу царству. Шильках это осознавала. И, наверное, она осознавала это лучше всех. С каким трудом ей удалось примирить старшего сына с восставшими персами, а ведь он едва не казнил наследника их князя.

Кира I, возглавлявшего посольство персов, она взяла под свою опеку, и только после неимоверных усилий ей удалось сохранить ему жизнь. Она в буквальном смысле в самую последнюю минуту успела снять его с дыбы, когда палач уже начал готовить его к истязаниям, а Теуман исхлестал Кира плетью.

Тогда Шильках, как вихрь, ворвалась в казематы и по серьёзному разругалась с Теуманом. Он её вывел из себя. И после этого она с ним не разговаривала три недели.

Ну а скольких сил ей потом стоило убедить сына всё-таки пойти на уступки восставшим персам и признать за ними Аншан.

За это Теисп и его люди сложили оружие и пообещали в возможном предстоящем конфликте с Ассирийской империей поддержать эламитов. Она радовалась своей трудной победе и, как девчонка, влюбилась после этого в спасённого ею Кира. И вскоре они стали с ним близки. Но это было не обычное её увлечение, каких прежде у неё насчитывалось очень много, может быть не один десяток, а она к Киру испытывала настоящее чувство, хотя разница в возрасте между ними и составляла больше тридцати лет.

И с какой же мукой она расставалась с ним, когда Киру настала пора возвращаться к своим. Да, зрелая женщина всегда тяжелее переживает расставание с близким ей человеком. Ну а на что она могла рассчитывать? Не становиться же ей женой этого юноши, сына вассала эламского царя – она как-никак являлась царицей-матерью, и никто бы ей не позволил совершить подобное безрассудство. Так что Кир теперь вдали от неё и вряд ли уже вспоминает о ней.

Однако горечь от разлуки с ним вскоре заслонили новые проблемы.

И опять эти проблемы породил её старший сыночек…

Неоправданные репрессии, проводившиеся по его распоряжению, теперь уже в отношении эламских горцев, подтолкнули и тех к восстанию.

* * *

Луллубеи обитали на стыке границ Ассирии, Манны, Мидии и Элама, и занимали южную часть Загроского хребта. В горных долинах у них находились небольшие поселения и замки. Они делились на несколько племенных княжеств. В периоды ослабления центральной власти они приобретали независимость, однако, когда Элам набирал силу, то горцы признавали его власть над собой и вновь начинали выплачивать дань. И надо же такому случиться, что один из луллубейских князьков, напившись, поколотил мытаря, присланного за ежегодной данью, и напоследок выбил ему глаз, а тот, едва унеся ноги от горца, пожаловался царю.

Теуман вскипел и велел послать против