– Мур, мур, мур… Ах, как кружатся крыши… Мур, мур, мур, мы уже еле дышим. Я в любви хороша, как поет вся душа… Не упасть бы нам с крыши.

В углу из дыры в карнизе высунулся Судириус.

– О-о-о! Здесь писатель Меховский. Он такой известный. Сколько раз с голода я начинал грызть его роман «Плотина». Единственную книгу в моей библиотеке. Но даже в самые тяжелые минуты не тронул ни странички.

Но Судириус пришел в кабачок не для того, чтобы любоваться бобром. Ему нужен Брысь и Сиамский Трагик. Судириус увидел обоих и подумал, что это хороший знак. Раньше именно из-за них он избегал появляться в кабачке Буля. Как все в жизни относительно. Вчера прятался от котов, сегодня надо искать встречи с ними.

Брысь кончил играть вальс и хотел было сделать паузу и немного подремать, но Буль не допустил.

– Теперь спой мою любимую… Нечего только лапами махать, можно за вечер и рот один раз раскрыть…

Брысь сделал проигрыш, встал, так как петь «Марш Бульдогов» сидя в кабачке воспрещалось. Нехотя встали и посетители. Брысь запел:

Вот идут бульдоги, челюсти стучат.

Мускулисты ноги, хвостики торчат.

Кошки без оглядки прячутся в овраг.

Знает, с мертвой хваткой шутки плохи, враг.

Припев требовал повторения на более высокой ноте. Брысь с этой задачей не справился и вместо высокой ноты разразился хриплым кашлем. Такое обращение с любимым произведением привело Буля в бешенство.

– Сукин сын! – заорал хозяин. – Последний голосишко пропил. За что я тебя кормлю!?

Брысь был оскорблен в присутствии публики. Но самым несправедливым показалось ему обращение «сукин сын». И если упоминание о паршивости его голоса певец мог и стерпеть, то подобную несправедливость оставить без ответа не смог:

– Почему вы меня оскорбляете «сыном суки»? Это вы ее сын, некоторым образом…

Чаша терпения хозяина переполнилась, и со словами «еще огрызаться, мошенник», Буль схватил Брыся за шиворот и вытолкнул за дверь.

Кошка Легкого Поведения уселась на колени Меховскому:

– Буль так расстроен… Закажи мне шампанского.

Сидевший все это время молча Сиамский Трагик открыл глаза и, увидев Кошку на коленях литератора, громко заявил:

– Продажная шлюха!

За эти слова Трагик был также выдворен из кабачка, но по дороге артист прихватил бутылку, за которую великодушно расплатился Меховский, сказав:

– Не браните его, Буль. Кот действительно когда-то был неплохим героем-любовником…

Своим поступком Меховский добился комплимента от Кошки Легкого Поведения, которая назвала его щедрым животным. Судириус, наблюдавший все события в кабачке из своего укрытия, исчез вслед за Сиамским Трагиком.

Наш поэт нагнал Брыся и Трагика, когда те, обнявшись и потягивая из бутылки, брели по переулку. Коты ругали Буля словами, которые трудно перевести на человеческий язык. Потом облизывали друг друга. Каждый превозносил талант собутыльника. Судириус держался на почтительном расстоянии, не выпуская из виду котов. Когда бутылка опустела, Трагик, долизав последние капли, разбил ее о стену. Из окон высунулись разбуженные животные. Коты, поняв, что им могут наломать кости, припустили. Но ноги у них заплетались, и Судириус без труда сохранил необходимую для наблюдения дистанцию. Коты хотели выпить еще. Для этой цели стучали в двери своих знакомых. Но везде получали отказ. А в одном месте им пришлось катиться кубарем с лестницы. Коты забились в подвал, заваленный пустыми коробками. Дальше идти им было некуда. Тогда Сиамский Трагик забрался на пустой ящик и, икнув, проговорил:

– Мы с тобой выше этой собачьей толпы. За это нас гонят! Превосходство наше скоты не прощают! Когда я играл первого зверя-любовника, мне сливки – в постель… А теперь им подавай психологического актера! Пафос в высоком зверином смысле… Дай я тебя оближу, друг мой однопородный!

Брысь тем временем успел задремать. Трагик слез с ящика и, далеко высунув язык, пытался лизнуть спящего Брыся. Брысь проснулся, страшно заорал. Трагик успокоил Брыся, потом Брысь успокоил Трагика. Судириус, наблюдая эту сцену, подумал, что, хотя он совершенно чужд теориям превосходства одного вида над другим, все же благодарен природе, что создан мышью. Мыши не потребляли спиртного и, несмотря на множество отрицательных черт, не могли вызвать подобного омерзения. А коты, между тем, пришли к идее самоубийства. Идея принадлежала Трагику. Она родилась в конце очередного монолога, часть из которого автору хочется здесь привести:

– Брысь! Нам незачем жить в этот жалкий век! Посмотри во что превратились кошки! Лижутся с бульдогами! Вешаются на шею бобрам! Где чистая невинная кошка!? Я вас спрашиваю!

Тут Трагик не удержался и упал с ящика, но нашел в себе силы снова залезть на него. Судириусу это понравилось. Он отметил, что пьяный кот не совсем потерял ловкость, присущую его породе. Для замысла Судириуса это имело особый смысл. А Трагик продолжал вопрошать:

– Где чистота звериных отношений!? Где высокая звериная мораль!?

Трагик требовал ответа у Брыся, с силой потрясая его.

– Все пошло собакам под хвост… – ответил Брысь и хотел опять задремать, но Сиамский Трагик не дал ему такой возможности. Он ударил Брыся по плечу и предложил:

– Давай покончим жизнь самоубийством в знак протеста! Покончим в одной петле! Это будет шекспировский конец!

Брысю идея самоубийства мало улыбалась, но чтобы не огорчать собрата по несчастью, заметил:

– Для повешения нужно иметь веревку…

Сиамский Трагик щедро предложил для этой цели свой зеленый бант с тем, чтобы Брысь повесился первым, а он после. Брысь был уже согласен на все, только желал перед смертью откушать живую рыбку. Живая рыбка много лет являлась самым вожделенным лакомством кота. Спор насчет условий самоубийства становился все жарче. Судириус решил: настало время действовать. Не вылезая из-под ящика, на котором сидел Сиамский Трагик, мышъ сказал котам, что не видит нужды в их трагическом конце, а может предложить кое-что получше. Заявление мыша само по себе вызвало у наших котов живой отклик. Если на выпивку им рассчитывать уже не приходилось, то закуска сама шла в лапы. Но голос они слышали, а самого мыша не видели. Коты стали водить носами, но алкоголь давно отбил у них чутье… Судириус между тем продолжал:

– Если вы поклянетесь шкурами своих матерей, что не станете меня трогать, я спасу вас.

Сиамский Трагик икнул и переспросил, чьей шкурой надо клясться? Судириус повторил. Брысь задумался. Его бедная мама умерла несколько лет назад, а потом удалось выяснить, что она не была его мамой. Сиамский Трагик вспомнил облезлую шкурку матушки и для себя решил, что такой шкурой не грех и рискнуть. Коты согласились на условия Судириуса, и тот предстал перед ними.

– Мыши! – воскликнул Сиамский Трагик. – Целых три мыши!