Судириус был замечен. Перед тем, как начать беседу, Носорог надел очки и, пристально разглядывая Судириуса, произнес:

– Молодой человек, как вы попали сюда? Сегодня я никого принять не могу: в театре ответственное мероприятие.

Услыхав, что Судириус пришел по взаимовыгодному делу, Носорог посоветовал ему дождаться конца мероприятия и тогда спокойно побеседовать. Судириус получил контрамарку и совет быть поосторожнее, так как страсти зрителей могут быть накалены… Судириус, так и не поняв, что сегодня происходит в театре, направился в зрительный зал.

В том, что Судириус был не в курсе такого величайшего события, удивляться нечего. Телевизора, как мы знаем, Судириус не имел, жил уединенно, газет себе не позволял, так как они дороги и редко печатают стихи. Сплетни городской жизни до него доходили с большим опозданием. А событие происходило незаурядное. Понятно, что только демократические звериное общество может позволить себе нечто подобное. Ни при крысах, ни при хомяках о таком и речи быть не могло. Сегодня в главном театре города, при переполненном зале впервые проводился конкурс «Сука года».

Судириус по дороге на сцену должен был пересечь служебное фойе, где разнаряженные представительницы прекрасного собачьего пола ждали своего звездного часа. Они с ненавистью глядели друг на друга, отвратительно бранились. Их успокаивали спонсоры-кобели, принявшие материальное и моральное участие в конкурсе. На столах лежали подарки, предназначенные для самой обворожительной суки. Главный администратор театра Дикобраз раздавал бесплатную похлебку, также оплаченную спонсорами. Судириус тоже приложился к одной из мисок. Поэт уже успел откушать, когда рыжий Сеттер заметил его и спросил:

– А вы пришли к нам из какой организации?

– Общество Грызунов, – ответил Судириус и получил возможность докушать порцию.

Сидя на галерке, избавленный, наконец, от постоянного чувства голода, поэт в первый раз с благодарностью вспомнил об Обществе Грызунов. Наконец, оглушенный собачьим лаем, он огляделся. Над сценой, высвеченной прожекторами, висел гигантский плакат. На плакате мерцала золотом маленькая элегантная корона, а под ней огромная надпись «Сука года». Сцена пуста, если не считать кресла в центре. Кресло напоминало по форме судириусовское, но было много крупнее и сияло реставрационной позолотой. Зрители выказывали нетерпение. Пожарная Выдра держала наготове шланг и там, где страсти особенно накалялись, посылала струйный удар под сильным напором. От этого в театре было влажно и пахло псиной.

Конкурс задерживался. Кобели от волнения метили ножки кресел. Судириус, как и многие другие зрители, не знал, что задержка вызвана спором жюри. Судьи, в основном старые кобели, не могли прийти к единому мнению, как отбирать сук. Если по признакам породы, будет не демократично. Если по росту, трудно предположить, что самая большая сука может стать и самой обаятельной. Буль, тоже член жюри, будучи старомодным кобелем, требовал от суки округлой полноты и небольшого роста. Порода его при этом не волновала. Бульдога поддерживала небольшая часть. Единогласия не было. Намечался скандал. В списки красавиц затесалась Гиена. Эта тварь имела документ, что тоже относится к собачьей породе. Гиену с позором выдворили. Наконец заиграла музыка, и на сцене появилась молодая корова. Она в своем виде стала Телкой года и от имени парнокопытных красавиц поздравила «сучий конкурс». Потом с неестественным оскалом, изображающим улыбку, под марш стали выходить конкурсантки. Конкурс тянулся долго и Судириус задремал, а когда проснулся, «Сука года» уже сидела в кресле посередине сцены. Ею стала дворняжка Жанет.

Судириус плохо разбирался в суках и мало отличал их друг от друга. Но злые языки говорили, что Жанет получила главный приз не за обаяние своей персоны, немалую толику сыграл факт, что ее спонсором был богатый Сенбернар. Говорили даже, что Сенбернар тратит на Жанет втайне от семьи немалые средства и добивается для своей дворняжки родословной.

Публика волновалась и не хотела расходиться. Кобели лезли за кулисы, желая поближе познакомиться с конкурсантками. И только брандспойт пожарной Выдры помог освободить зал.

Носорог принял Судириуса, как и обещал. Директор обильно потел, тер себя полотенцем и вздыхал о временах, когда демократия еще не так вошла в силу… Судириус поделился с Носорогом своей задумкой и затруднениями в связи с исполнением замысла. Носорог задумался. Он не был из породы случайных руководителей, переброшенных сверху. Носорог никогда не служил директором бани или бассейна. В кулисных заботах прошла вся его жизнь. В молодости пробовал играть, но вес и полное отсутствие артистизма, в котором, к чести его будет сказано, разобрался без посторонней помощи, не дали ему артистической карьеры. Но уйти из театра совсем Носорог не пожелал. Носорог часто размышлял о своей привязанности: заработки в театре невелики, коллектив артистов – самый отвратительный из возможных коллективов, так что же удерживает? Объяснить это явление разумом невозможно. Для людей, которые прочтут наш роман в переводе на человеческий язык, можно сделать следующее сравнение: спросите цыгана, нравится ли ему таскаться с места на место, спать, где придется, и так далее. Цыган вам не ответит. Он просто не может жить иначе и не быть цыганом. Так и наш Носорог.

Судириус с волнением ждал, чем кончатся размышления директора. Носорог снял очки.

– Идея ваша, Судириус, блистательна! Но помогать вам, в данный момент, я не расположен.

Судириус пискнул от обиды. Просидеть с кобелями несколько часов, стать свидетелем выбора не интересующей его суки года и получить отказ. Да еще после того, как идея его признана блестящей…

Носорог легко прочел мысли своего маленького посетителя.

– Вы меня не так поняли, дорогой Судириус. Я с удовольствием буду финансировать ваше представление после того, как посмотрю его. Словам, за много лет работы здесь, я верить не могу. Не обижайтесь на меня за это.

– Жаль, – ответил Судириус. – Я много хорошего слышал о вас от писателя Меховского.

– Вы знакомы? – Носорог заулыбался. – Я люблю играть с Меховским в преферанс, но никогда не поставлю его пьесу.

– Отчего же? – удивился Судириус. – Меховский такой талантливый…

– Вы еще слишком молоды, уважаемый поэт, и потому не видите разницы между известностью и талантом… Но хватит об этом. Я советую вам обратиться именно к Меховскому. Не уверен, поможет ли он лично, но придумает что-либо наверняка.

В это время ничего не подозревающий Бобер лежа в постели слушал новости. На соседней подушке покоилась головка Кошки Легкого Поведения. Кошка дремала, накрывшись своим манто из мышиных шкурок. Жилище Меховского выглядело солидной, респектабельной норой делового зверя. Ничего лишнего. Дорогая, темного дерева мебель не лезла в глаза. Многотомная библиотека, на стенах ковры. Над кроватью – свадебное фото, где литератор снят с молодой еще бобрихой.

Единственным экстравагантным моментом в жилище писателя можно считать ванную посередине комнаты. Но если учесть, что Меховский, хотя и писатель, все равно бобер, – удивляться нечему.