Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В большой гулкий (и ужасно холодный) зал впускают первого соискателя.
— Князь Железный, властитель Железной пади! С дарами для княжны Алмазной!
Название его владений такое, что мне хочется спрятаться. Сам князь тоже не внушает доверия. Крупный, лохматый, сверкает глазами. Рыжеватая борода до середины груди. Смотрит как-то… в общем, я ему не нравлюсь, да и никто не нравится.
— Иен Холодный! Князь Белого Хребта.
Я прищурилась. Ещё один кандидат на мои руку и потроха. Ишь какой, в мехах. Важный, наверное.
— Присмотрись, доченька, — с придыханием шепчет папахен. — У Иена три серебряных шахты и еще лес, где всякая живность водится. Ты хотела на поверхности? Вот, у него замок СВЕРХУ!
Сверху? Так, разверните кандидата, в смысле, снимите с него шубу! Я хочу разглядеть этого замечательного мужчину поближе. Но Холодный не хотел разворачиваться. Даже близко не подошёл, только оставил свои дары для прекрасной принцессы, сиречь меня, посередине залы и попятился прочь. Всего-то я и увидела, что бороду рыжеватую и нос. Даже глаза не разглядела. Обидно.
— Людвиг Подгорный, владыка Северного кряжа и его братья: Серфин, Амон и Симеон!
— Спасибо, что не семеро, — бормочу я, нервно постукивая носком войлочного ботинка по ковру.
Хорошая обувь. Тихая и тёплая.
— Зачем тебе семеро? — тихо спрашивает отец. — Не справишься с семерыми.
— В смысле "не справлюсь"? У них что, жена общая? Одна на всех?
— Родные братья всегда делятся друг с другом. Тем более, если правят сообща. Поэтому Людвиг и не князь. Он очень близок к братьями. Они все — владыки. Хотя он мог их убить или выгнать, как старший.
— Эээ…
— Ну что ты блеешь как коза? Такой обычай. Или ты правишь один, тогда лучше конкурентов устранить, или объявляешь себя единым существом с братьями. Людвиг пошёл вторым путем. Жена им одна на всех нужна, но ты не волнуйся, они ещё наложниц возьмут.
Вот спасибо, успокоил. Людвига однозначно вычеркиваем.
— А в сундуке-то что?
— Дары.
— А если откажем им, дары ведь вернем?
— Это как захочешь.
— А, ладно.
— Ну, что скажешь?
— А что, больше нету?
— Сегодня трое. Завтра еще двое обещались быть.
— Хочу подарки посмотреть, — закапризничала я. — И на ужин господ надо пригласить, как же без этого. Там и погляжу еще раз.
— Не положено. Они чужаки, с ними тебе нельзя за стол садиться. Только из-за шторки подглядывать.
Я устало посмотрела на отца. Вот же козел! Я ему навстречу пошла, вела себя прилично, а он начал свое «не положено». Мрак, из-за шторки! Меня это не устраивает, я хочу нормально с людьми пообщаться, хоть немного понять, какие они.
Но, оказалось, наглость наглостью — а папахен не менее упрямый, чем я. Пожалуй, даже более. У него опыта на пару сотен лет больше. И орать он умеет громче меня. Словом, присутствовать на ужине мне не разрешили даже за шторкой, потому что я «совершенно невоспитанный ребенок и отпугну всех женихов», а папаше внук нужен.
Ладно. Мы пойдем другим путем. В конце концов, в моих же интересах удовлетворить свое любопытство до того, как Генрих мать его Скольдович выдаст меня замуж. Мама моя, Алла Дмитриевна, теперь тут тоже не последняя личность.
В отличие от потной и запыхавшейся меня, мама выглядела возмутительно спокойной и довольной жизнью. В бархатном бордовом платье с роскошным воротником из норки, с круглой шапочкой на светлых волосах — вот уж кто выглядел настоящей Дюймовочкой среди толстеньких гномов-кротов. На пальцах — перстни, на поясе — тетрадь в кожаном с золотом переплёте и карандашик на цепочке болтается. Я знаю, что Генрих попросил её разобраться с финансами клана, вот она и проводит неспешную инвентаризацию. Записывает все сокровища подземного дворца. Освоилась она тут гораздо быстрее меня и уж точно ни капли не расстроилась, что обратно нас не отпустили. Ей-то хорошо, ее замуж не заставляют за незнакомого мужика выйти. Она стала женой отца своего ребёнка.
— Лиля, ну что тут такого? — улыбается мне мама. — Замужем хорошо.
— Ага, конечно. Особенно, если тебе рожать не надо.
— А вдруг получится? — мама улыбается как-то не очень уверенно.
— У тебя? Даже не думай. Твой муж пытался. У него нежизнеспособные сперматозоиды.
— Тут неплохие целители… Магия, опять же… Артефакты…
— Мама! Ты в самом деле думаешь, что ОН не пробовал?
— С местными женщинами пробовал, конечно…
— Мама, тебе сорок восемь лет!
— Девочка, успокойся… — да она даже разговаривать стала, как ЭТОТ. — Рано пока переживать.
— А хотя знаешь… — я уже научилась управляться с папахеном, наверное, и с мамой прокатит. — Рожай, рожай. Только обязательно мальчика. Тогда меня отпустят обратно. Там квартира есть. Брюлики продам и буду жить припеваючи.
— Лилечка, так я уж старая, — тут же сменила пластинку мама. — Даже если и забеременею, надо ещё выносить и родить. Ты уж не подведи.
И вот тут-то, я считаю, настал момент истины, ради которого я вообще мать от её важных дел оторвала.
— Понимаешь, я кота в мешке не могу в качестве мужа рассматривать, — сообщила я. — Мне б товар лицом посмотреть.
Мама прищурилась.
— Я так думаю, рассматриваем только князей? — заговорщицки понизила она голос.
— Разумеется! И в первую очередь, Холодного.
— Поняла тебя. Узнаю, как это можно сделать.
И ведь узнала!
Вечером ко мне прибежала взъерошенная Грэта, переодела меня в платье служанки, фартук повязала, косынку — чтобы волосы не видно было светлые, и поволокла меня за собой. Смотреть на жениха.
— А где смотреть-то? — на бегу спрашивала я. — Папахен… в смысле, князь не узнает? Он же запретил на ужине показываться.
— Какой ужин, Лилия Генриховна! Всё уже закончилось давно. В бане ваш Холодный, вот и посмотрите там во всей красе.
В бане? Ой, мамочки! В смысле, мамочка, ты совсем с ума сошла? Но возразить я уже не успела, потому как Грэта меня уже втолкнула в дверь, за которой клубился пар. Я мгновенно взмокла, платье неприятно прилипло к телу, в глазах потемнело. Попыталась выйти, но хитрая горничная явно придерживала дверь, чтобы я не передумала.
Я, проморгавшись, огляделась и едва не застонала от ужаса. Посередине небольшой комнатки стояла деревянная лохань, в которой видел спиной ко мне голый мужчина. Рядом стояла бочка с водой и лавка, на которой лежала стопка полотенец и мыло с мочалкой.
Офигенная ситуация!
Подглядывать за голыми мужчинами мне ещё не приходилось. Было стыдно и весело. Приходилось делать над собой усилие, чтобы не жмуриться.