Макларен мрачно покачал всклокоченной головой.

— Не надо, не говорите так. Я уже довольно спорил на эту тему — как с мужчинами, так и с женщинами. Я видел, на что он способен. Однако есть во всем этом что-то такое, даже не знаю, как и назвать, вот я и…

Голос его затих. Одно долгое мгновение они с Дарвином смотрели в глаза друг другу, а потом доктор кивнул.

— Вы наблюдательны, Малькольм Макларен, и весьма проницательны. А это редкие качества. Пусть вы и затрудняетесь подыскать логическое обоснование своей оценке доктора Гогенгейма, это еще не причина не доверять ей. Подобно животным, люди общаются меж собой на многих уровнях, куда более глубинных, чем слова.

Он повернулся к Джейкобу Поулу.

— Вы слышали просьбу и, я уверен, понимаете, какую проблему она для меня создает. Я обещал помочь вам со снаряжением. Но коли мне придется еще и сидеть здесь, дожидаясь прибытия брата Макларена, я не смогу выполнить обещания. Знаю, вы не захотите ждать лишний день…

— Да ждать и ни к чему, — угрюмо проворчал Макларен. — Если вам всего-то и надобно, что пара рук, тут наготове двадцать дюжих молодцов — пусть мне и придется разбить пару-другую голов, чтобы их убедить. Когда вам потребуется эта самая помощь?

— Завтра днем будет самое оно. — Джейкоб Поул почуял, что Малькольм Макларен сейчас в самом сговорчивом настроении. — Мне бы хотелось, чтобы нам помогли перетащить кое-что к заливу. Кстати, коли уж речь зашла, вы ведь все знаете об этом самом морском дьяволе. Сами-то вы его видели? Он опасен?

— Ну да, видел — издали, тень в воде. Другие и ближе видали. Но я в жизни не слыхал, чтобы от него хоть кому какой вред, если, конечно, его не трогать. — Макларен сел и, подняв голову, поглядел на своих собеседников. — В наших краях от неприятностей отбою нет — только не от этой зверюги в заливе. За прошлые годы немало людей простилось с жизнью, а иные и с законным наследством — но отнюдь не по вине морского дьявола столько женщин изведали одиночество, а все мы дошли чуть не до нищеты. Тут уж надо поискать виновника поближе, средь ваших сородичей… Впрочем, я что-то разболтался и несу лишнее.

Он покачал головой и стремительно вышел из комнаты. Подойдя вслед за ним к двери, Поул сперва даже не увидел его в густых сумерках и лишь потом разглядел темную коренастую фигуру, быстро шагавшую к дому с черными ставнями. В первый раз со времени приезда англичан в этом доме светилось окно.

Да, возникла проблема, причем такая, предугадать которую было несложно. Присев на корточки возле ящика с Малюткой Бесс, Джейкоб Поул чертыхнулся себе под нос, хмурясь на предзакатное солнце, что уже окрашивало нежным багрянцем вершины гор на востоке.

Дарвин остался непреклонен, и Макларен его поддержал. Горцы могут пособить в переноске ящика — но не должны видеть саму пушку. После указа о разоружении любому шотландцу, который помогал хотя бы перевозить оружие, грозили штраф и высылка из страны. Засим ответственность за перевозку в залив Малютки Бесс должна была возлечь на одного только Джейкоба Поула.

Ну и отлично — только как, черт возьми, вручную установить орудие весом в несколько сотен фунтов, чтобы зона обстрела точнехонько покрывала залив? Он ведь не Малькольм Макларен с его налитыми мускулами и грудью-бочонком!

Ворча и ругаясь, Поул вытащил из ящика фунтовые ядра и сложил их на куске мешковины рядом с мешочками пороха. Слава Богу, хотя бы погода хорошая, так что ничего не отсыреет (хотя надо поторопиться и закончить раньше, чем выпадет роса). Без пороха и зарядов пушку еще можно бы с грехом пополам развернуть в нужном направлении. Однако стенки ящика не давали ни прицелиться, ни выстрелить. А повыше орудие не поднять — слишком тяжело.

Вздохнув, Поул взял железный ломик, которым открывал крышку ящика, и принялся одну за другой отдирать доски с боков. Работа нудная, да и небыстрая. К тому времени, как был вытащен последний гвоздь и деревянный остов лег на землю, уже сгущались сумерки.

Тут полковник засомневался. Вообще-то он собирался немного пострелять — просто так, на пробу, убедиться, что правильно подобрал угол и направление. Но, наверное, теперь с этим лучше подождать до утра — при ярком свете легче проследить траекторию ядра. Немного поразмыслив, Поул загрузил ядро и картуз черного пороха и приготовил фитиль. Потом, отойдя подальше от пороха, уселся на кучу мешковины из-под ящика и вытащил трубку, табачок, кремень и трут. И наконец, уже набив трубку, с кремнем в руке, глянул с холма вниз, на гладь Лох-Малкирка. До сих пор он был слишком поглощен работой, чтобы обращать внимание на то, что там происходит. Теперь же разглядел, что на самом краю залива копошатся две маленькие фигурки.

Гогенгейм с Зумалем катили ручную тележку, ломящуюся от коробок и ящиков. Добравшись до плоскодонного кобля, они остановились и принялись перегружать все туда. Ветер улегся, так что голос Гогенгейма отчетливо разносился над тихой водой. Поул же, сидящий в коричневом плаще средь валунов и зарослей вереска, с берега был совершенно неразличим.

Полковник подавил первый инстинктивный порыв окликнуть соперников и поздороваться. Гогенгейм с Зумалем закончили погрузку и отплыли от берега, а он так и сидел с незажженной трубкой, пристально следя за ними.

— Теперь прямо, пока я не скажу.

Гогенгейм перевесился за борт, вглядываясь в воду перед носом суденышка. Солнце уже висело почти над самым горизонтом, и тень кобля ложилась на ровную гладь залива длинным черным копьем. Гогенгейм тонул в этой тени, и Поул не мог разобрать, что он там делает.

— Табань, чуть медленнее… Стой.

Суденышко замерло на неподвижной воде. Пассажир на носу снова перевесился за борт, вытащил из воды свободный конец линя и привязал к кольцу перед собой.

— Вроде неплохо. Со вчерашнего дня никакого дрейфа. — Гогенгейм повернулся и кивнул Зумалю. — Приступай, а я подготовлю все остальное.

Чернокожий отложил весло и начал раздеваться. Заходящее солнце превратило поверхность залива в единое сияющее полотно, и Джейкобу Поулу Зумаль представлялся всего лишь черным силуэтом на фоне ослепительной глади воды. Полковник поднял руку, заслоняя глаза, и попытался разглядеть, что же такое делает Гогенгейм.

Внезапно сцена изменилась. Ровная поверхность залива словно вспоролась, расходясь вдоль черной центральной черты и образуя два ярких фрагмента. Поул понял, что наблюдает эффект расходящейся ряби — выгнутая дугой волна приподнимала поверхность воды, так что отражающийся свет солнца больше не бил ему в глаза. По заливу что-то плыло — что-то очень большое. Поул уронил трубку в вереск, сердце быстрей заколотилось в груди.

Кобль находился на мелководье, поблизости от места, где залив выходил в море. Волна же покамест шла по центральной, глубокой части, в доброй четверти мили оттуда, однако двигалась прямо к суденышку. Полковник завороженно наблюдал, как она приближалась и, наконец, примерно в сорока футах от кобля, там, где дно начинало подниматься, свернула влево и понеслась обратно вдоль берега.