Интересная работа у историков, думал он, спускаясь по широкой лестнице в фойе, расследуют события, поступки, только очень давние. А принципы те же, что и у современных следователей. Только вместо собственноручных устных показаний есть показания письменные и не всегда собственноручные.

Вдруг впереди в коридоре мелькнуло лицо, которое он видел на фотографии в нескольких ракурсах, и мгновенно исчезло справа за дверью. Что тут? «Служебное помещение». Антон поправил на носу очки, которые выглядели совсем как настоящие с диоптриями, коротко стукнув, распахнул дверь и спросил:

– Разрешите?

Комната не была ни кабинетом, ни лабораторией, а именно «служебным помещением». Два стола, микроволновая печь, электрический чайник, большой холодильник, мойка, с дополнительным краном фильтра для воды. Типичное место для перекуса в рабочее время. Нужная Антону женщина стояла вполоборота к нему, приоткрыв створку навесного шкафа, и смотрела вопросительно и устало. Усталая женщина – это плохо, а усталая одинокая женщина – плохо вдвойне.

– Вам кого? – спросила Славина неожиданно мелодичным низким грудным голосом.

Антону голос понравился, но он поймал себя на осторожной мысли, что это результат аутотренинга. Ему ведь эта женщина должна нравиться, она должна у него вызывать симпатию. Или голос в самом деле приятный? Лицо вот… макияж бы ей легенький, тончик набросать, выспаться – да на море пару недель поплескаться, да в волейбол с молодежью погонять на пляже, романчик закрутить. А так… Ничего, лет тридцати пяти, со стянутыми на затылке в хвост волосами, глаза под очками умные, темные, губы полные. Одевается… скорее для удобства, нежели чтобы выглядеть хорошо в глазах мужчин. Отчаялась уже?

– Да… – Антон помялся, но все-таки вошел в комнату. – Понимаете, мне, вообще-то все равно, но лучше бы найти одну девушку. Ее зовут Аня Славина… Анна Николаевна. Мне посоветовали ее как признанного и тонкого знатока интересующей меня эпохи, лучшего специалиста в Москве и ее окрестностях.

Лицо женщины сделалось снисходительным. Тонкая лесть, искусно вплетенная в ткань этой длинной тирады, сыграла свою роль. Все-таки падки женщины на лесть!

– Славина – это я, – мягко ответила женщина. – А что вас за эпоха интересует и кто вы вообще-то такой. Аспирант, дипломник?

– В прошлом, Анна Николаевна, все в прошлом, – закрывая за собой дверь и по-хозяйски заходя в комнату, сказал Антон. – Сейчас я, как бы это выразиться, свободный художник. В том смысле, что писатель на вольных хлебах.

– Так художник или писатель? Вы уж определитесь.

Стало понятно, что дорожка всякой шушерой от истории и художественной литературы сюда натоптана, и очень давно. Наверное, устали отваживать этих деятелей. Придется использовать свой заготовленный в рукаве козырь. Антон во многом придерживался принципа, что надо бить сразу и сильно, чтобы потом не получить пинка под зад, как в драке, так и в беседе, только в первой – кулаками, а во второй – аргументами.

– Давно определился, только спрос на мое творчество сугубо специфический. Я ведь не просто пишу книги по истории. Этого добра разного качества, в том числе и сомнительного, на прилавках пруд пруди. Я, видите ли, Анна Николаевна, пишу книги об искусстве. Сейчас вот работаю над очередной «нетленкой», и посвящена она ювелирному искусству раннего Средневековья, предшествовавшего эпохе Возрождения. Не просто о ювелирном искусстве, а о людях, об их жизни, истоках их творчества, об их бессмертных творениях и обо всем, что с ними было связано. Понимаете, какой тут интересный пласт судеб людей и их творений.

– Интересно, – опустила наконец поднятые вверх от удивления брови Славина. – Н-ну, проходите. Извините, что не приглашаю вас в кабинет, я, собственно… да и поговорить у меня с вами толком времени нет. Если вот только по чашке кофе. От меня вам что нужно? Консультация?

Женщина наливала в две чашки кипяток, а Антон любовался изгибом ее шеи, заставляя проникнуться симпатией к этой суровой, серьезной, умной женщине, которая вся в делах, в диссертации, в науке.

– Хотелось бы пройтись по вашей выставке вместе с вами. Вы бы мне немного рассказали об истории самых известных украшений, которые выставлены у вас, которые существуют в мире. Это ведь…

– Молодой человек, а вас как зовут? – спросила вдруг Славина.

– Меня? Антон, а что?

– А то, – рассмеялась она, – что мне к вам как-то же нужно обращаться. Сейчас мне некогда, и экскурсию я вам устроить не могу. И никто не может, потому что рабочий день закончился, и посторонних сейчас попросят покинуть музей. Приходите завтра, покупайте билет и слушайте хоть до посинения…

– Анна! Анна Николаевна, вы ведь это не серьезно? Вы лучший специалист в этой области…

– Да кто вам сказал?

– Все говорят! – отрезал Антон. – Вы работник музея, вы же можете тут находиться в любое время суток, если вам это надо для работы.

В лице Славиной мелькнуло что-то тревожное и крайне серьезное. Может, она заподозрила, что этот симпатичный и непосредственный незнакомец тоже из воров. Ишь, как настырно напрашивается остаться допоздна в музее. Хотя вряд ли, ведь Антон столько сил положил, чтобы показаться ей очень и очень симпатичным парнем. Ну?

– Ну, не знаю, – замялась Анна Николаевна, глубоко засовывая руки в карманы не очень нового кардигана. – Вообще-то у нас с этим делом строго. Даже для своих работников нахождение в музее в нерабочее время не поощряется. Только в исключительных случаях, когда готовятся выставки. Но тогда издается соответствующий приказ, перечисляются конкретные лица…

– А на то, чтобы вы согласились поужинать со мной в приличном кафе, вам приказ начальства не нужен? – подходя ближе, спросил Антон совсем иным голосом. Тихим и вкрадчивым. – Поужинать при свечах, как это делали в Средние века. Пройтись по набережной и под плеск волн поговорить о том, что волнует и интересует и вас, и меня. Если вы мне сейчас откажете, то я… ножа у вас нет? То я суну голову в микроволновку и поверну ручку. А потом в моем кармане найдут записку, в которой будет сказано, что в моей смерти я прошу винить, Анну С. Не доводите до греха бедного одинокого писателя.

– Бедного? – улыбнулась наконец совсем не служебной улыбкой Анна. – Если вы бедный, так чем же вы меня можете завлечь в кафе. Тремя корочками хлеба? Как в «Буратино»?

– Признаюсь, что немного перегнул палку. Сейчас я еще не бедный, но по мере того, как выполню все ваши кулинарные капризы, то неизбежно стану бедным. – Антон закончил тираду и поперхнулся, поняв, куда увела его коварная мысль.

– Та-ак, – улыбнулась Славина, – теперь вы мне намекаете, что я много ем, что я толстая и меня надо кормить, кормить и кормить?

– Баловать, баловать и баловать, – поправился Антон, очень удачно заливаясь краской. – И потом, вы ведь должны любить изысканные блюда, фрукты, тонкие вина. При вашей привязанности к определенной эпохе это должно в вас присутствовать обязательно.