— Полагаю, я должен его навестить.

— Должен, — согласился Иньюрен. — Он будет рад. Никогда не забывай, что он любит тебя, Оризиан. Он иногда может забываться, но настоящий Кеннет тебя нежно любит. Ты знаешь, что из всех людей я последний, кто заблуждался бы на этот счет.

Да, Оризиан знал, что это истинная правда. От на'кирима, с его даром видения, не было секретов того, что у кого творится в душе. Иньюрен всегда знал, что у него, Оризиана, лежит на сердце.

— Я знаю, что ты прав, но иногда об этом трудно вспомнить, — признался Оризиан.

— Приходи ко мне, когда тебе понадобится напоминание, — ласково улыбнулся Иньюрен.

— Я и так прихожу, разве нет?

— Хочешь, я пойду с тобой? — спросил Иньюрен.

Оризиан чуть не соблазнился предложением, но тут же решительно тряхнул головой. Какие бы трудности его там ни ждали, это их с отцом трудности. Не стоит ждать, что кто-то возьмет их на себя вместо него. Даже Иньюрен, который, Оризиан точно знал, охотно попытался бы это сделать.

* * *

Факелы, располагавшиеся вдоль всей деревянной винтовой лестницы, за многие годы так запачкали ее, что Оризиану всегда казалось, будто она отражает тяжелое настоящее. Он помедлил перед дверью в комнату отца. Эта дверь, совсем непохожая на ту, что охраняла секреты Иньюрена, была старой и величественной, с панелями, украшенными резьбой в виде вьющегося плюща. Он приложил ладонь к двери и почувствовал под пальцами прохладное дерево.

Когда он вошел, из распахнутого настежь окна на него дохнуло холодом. В сумрачной и тихой комнате слышно было только, как за окном шевелится море. На огромной кровати у дальней стены лежал отец. Седеющая голова Кеннета лежала на подушке, руки безвольно брошены поверх покрывала, глаза закрыты. На лице такие глубокие морщины, будто от горя кожа сложилась складками под собственной тяжестью. Под глазами пролегли густые тени. За последние годы Кеннет постарел по меньшей мере на пару десятков лет.

Старшая сестра Оризиана, Эньяра, сидела возле кровати и смотрела на вошедшего. Она так устала, что даже потускнели ее длинные, темно-рыжие волосы. Она приложила палец к губам и прошептала:

— Он спит.

Оризиан остановился на полпути. Раз отец дремлет, можно было бы уйти. Но вместо этого он пошел закрывать окно. При звуке его шагов Кеннет пошевелился.

— Оставь так.

— Я думал, холодно, — объяснил Оризиан.

Глаза у отца были красные и пустые.

— Пусть так.

Оризиан подошел и встал рядом с Эньярой.

— Ты вернулся, — сказал Кеннет.

— Всего час назад.

Кеннет что-то проворчал. Казалось, разговор стоит ему огромных усилий, веки его затрепетали и глаза опять закрылись.

Эньяра положила мягкую ладонь на руку брата и слегка пожала ее.

— Кросан желает тебе поправиться, — сообщил Оризиан. — Он хочет, чтобы ты навестил его. Я думаю, ты был бы рад увидеть, как разросся Андуран.

— A, — не открывая глаз, откликнулся Кеннет.

— Ты поправишься ко Дню Рождения Зимы? — спросил Оризиан, и даже ему самому вопрос показался нетерпеливым и жестоким. Он не знал, что и как нужно сказать, чтобы достучаться до того отца, каким он его помнил. И любил.

Отец повернул голову на подушке и взглянул на сына:

— Когда он будет?

Эньяра вмешалась в разговор:

— Отец, мы только сегодня об этом говорили. Послезавтра. Вспомнил? Будут акробаты, песенники и сказители. Помнишь?

Взгляд Кеннета стал более осмысленным, но все же он как будто смотрел не в реальность, а в прошлое, в свои воспоминания.

— Иньюрен сказал мне, что акробаты — вольные люди, — сообщил Оризиан, по себе зная, что воспоминания о прошлых Рождениях Зимы могут принести не только тепло, но и боль. Но они, все трое, часто пользовались таким способом уходить от опасных тем. Сколько сказано, столько и не сказано. Хотя это не всегда помогало.

Кеннет вздохнул и зашелся сухим кашлем. Когда кашель прошел, он сказал:

— Послезавтра. Полагаю, я должен там быть.

— Конечно. Тебе сразу станет лучше, — обрадовалась Эньяра.

Кеннет улыбнулся дочери. Оризиан чуть не отвернулся, увидев эту слабую, неуверенную улыбку.

— Иди с Оризианом, — разрешил Кеннет. — Не нужно все время сидеть около меня. Хотя пусть принесут свечи. Я не хочу мрака. Пока.

* * *

— Ему не лучше, — сказал Оризиан, когда они с Эньярой спускались по лестнице. — Я надеялся, что уже наступило улучшение.

— Не намного лучше, — согласилась Эньяра. — Но все-таки он будет на Рождении Зимы. Это уже хорошо. Знаешь, он скучал по тебе. Хорошо, что ты вернулся. Для него хорошо.

Будем надеяться, что так оно и есть. Нездоровье отца больно задевало душу Оризиана. Когда Сердечная Лихорадка унесла мать и брата, от их отсутствия в жизни юноши образовалась неодолимая пустота. В течение нескольких долгих месяцев она была незаживающей раной, но все-таки со временем он научился с нею жить. Казалось, что с отцом происходит то же самое. В течение первого года он как будто окаменел, но, поскольку жизнь продолжалась, казалось, он тоже приспособился к своей печали. Перемены начались после первой годовщины их смерти. Именно после нее на него все чаще стала нападать черная меланхолия, совершенно выключавшая Кеннета из окружающей жизни.

Оризиан глубоко сочувствовал отцу и даже терзался чувством вины за неспособность облегчить его боль. Но иногда у него в сердце возникали и другие, менее добрые чувства, за которые потом ему становилось стыдно. Случалось даже, что ему приходилось бороться с вспышками возмущения и обиды на отца за его столь сильную привязанность к умершим. Эта привязанность отнимала у Кеннета все силы, которыми он, возможно, мог бы поделиться с живыми и тем облегчить горе утраты, жившее и в груди самого Оризиана. Часто, когда отец смотрел на него, у Оризиана появлялось ощущение, что в нем видят — или очень хотят видеть — Фариля, а брат был так силен, так умен, имел такой острый глаз и такие ловкие руки, что ему, Оризиану, никогда с ним не сравняться.

Они с сестрой спустились во внутренний двор. Быстро надвигалась ночь, изрядно похолодало. Облака рассеялись и открыли небо, на котором уже слабо мерцали бесчисленные звезды. Скоро взойдет луна, потом она еще раз вернется, и наступит Рождение Зимы. Брат с сестрой стояли в центре двора, глядя вверх, но скоро Эньяра потеряла к небу интерес.

— Ну и как там Андуран? — спросила она, потирая от холода руки.

— Процветает. У дяди Кросана полно планов, — ответил Оризиан.

— Как всегда.

— Он строит огромный зал на площади и новые конюшни недалеко от замка. Все леса к югу должны быть расчищены под фермы и пастбища. Этим заняты все.