Непосредственно перед вылетом 2 июля 1943 года Сикорского попросили взять с собой трех пассажиров, которым надо было срочно попасть в Лондон, а других оказий пока не было. Ими были бригадный генерал военной полиции Джон Уайтли и два агента секретной службы. Сикорски не возражал.

«Либерейтор» взлетел с аэродрома Каира, как и было запланировано. Генерал был в прекрасном настроении и занял даже место в кабине летчика. Дочь сфотографировала его и пилота Прхаля на память.

Примерно в три часа пополудни начальник польской миссии в Гибралтаре граф Людвиг Лубенски, бывший до войны секретарем тогдашнего польского министра иностранных дел Иосифа Бека, был вызван во дворец губернатора.

Из воспоминаний графа Лубенского:

«Когда я пришел к губернатору, он сказал мне:

— Я только что получил радиограмму из Каира, в которой генерал Сикорски, возвращающийся в Лондон, просит разрешения сделать промежуточную остановку в Гибралтаре с ночевкой в связи с усталостью.

Губернатор Мейзон-Макфарлейн испытывал искреннее уважение к Польше и был другом генерала Сикорского. После того как мы обсудили подробности пребывания генерала Сикорского в Гибралтаре, я возвратился к себе. Но не успел усесться за письменный стол, как меня снова вызвали к губернатору.

Я поспешил во дворец, и губернатор рассказал мне о возникновении довольно сложной ситуации. Вслед за радиограммой Сикорского он получил шифровку господина Майского, советского посла в Лондоне, в котором он сообщал, что вызван Сталиным в Москву и нынче же совершит посадку в Гибралтаре, переночует и вылетит в Москву через Каир.

— Естественно, я не могу принять одновременно этих двух гостей у себя, — сказал губернатор.

Дело в том, что к этому времени из-за резни в Катыне отношения между Советским Союзом и Польшей были фактически прерваны. И я ответил ему:

— Решайте сами, господин губернатор, кого из этих гостей вы предпочитаете.

— Конечно же, Сикорски для меня — на первом месте, но мне придется объясняться с Лондоном, — возразил с улыбкой губернатор.

Тогда я предложил ему сказать, что у него уже есть гости и к тому же из соображений безопасности будет лучше, если господин Майский прибудет в Гибралтар ранним утром, вылетев из Лондона ночью. Ведь идет война и следует считаться с немецкими истребителями. После нескольких часов отдыха, завтрака и принятия ванны господин Майский мог бы вылететь далее. Генерал Сикорски в это время будет находиться в отведенных ему апартаментах.

Так и было сделано.

Через несколько часов «Либерейтор» с Сикорским на борту приземлился на аэродроме в Гибралтаре и был встречен губернатором, мною и одним из английских офицеров. Спустившись с самолета, Сикорски поприветствовал всех, после чего мы поехали на автомашине во дворец губернатора. После ужина генерал пригласил меня к себе. Убедившись, что моя работа в Гибралтаре уже потеряла былую важность и может быть спокойно поручена кому-либо другому, он предложил, чтобы я уточнил у пилота Прхаля, есть ли еще свободные места в самолете, и вылетел вместе с ним в Лондон. Прхаль ответил, что еще одно местечко найдется, но брать с собой багаж не разрешил из-за опасности перегрузки. Тогда Сикорски распорядился, чтобы я летел вместе с ним. Однако ночью прибыл курьер от руководства польского движения Сопротивления, привезший с собою много сообщений, в том числе и зашифрованных. Поскольку у генерала не было кодовой книги, он решил взять с собой этого курьера, а мне приказал прибыть в Лондон с первой же оказией. После отлета посла Майского в Каир, вся польская группа могла передвигаться по Гибралтару свободно.»

Наступил прекрасный воскресный день. Польская группа сделала запись в гостевой книге губернатора и отправилась в город для покупки сувениров. В это время самолет был тщательно осмотрен и подготовлен для дальнейшего полета.

В час дня Сикорски побывал в британской роте почетного караула, а после официального обеда, данного Макфарлейном в прохладной тени своего дворца, направился в сад для инспекции роты польских солдат, дислоцирующейся в Гибралтаре. У генерала была прекрасное настроение: он хорошо отдохнул, находился среди друзей и всего через несколько часов должен оказаться в Лондоне.

Затем Сикорски решил осмотреть подземные укрытия и оборонительные сооружения знаменитой скалы, работа над которыми продолжалась и далее. Несмотря на выходной день, там трудились канадские саперы. На галереях в память о прошлых временах стояли несколько старинных пушек.

Граф Лубенски продолжает свой рассказ:

«Как только пилот Прхаль доложил генералу Сикорскому, что самолет готов к вылету, началось прощание. Поскольку Сикорски, как обычно, садился в самолет последним, лица его сопровождавшие — дочь, генерал Климецки и другие поляки поспешили к самолету и заняли свои места. Но вот генерал попрощался с губернатором. Затем я проводил его до трапа самолета, который находился в хвостовой части фюзеляжа. Протянув на прощание руку, он обратился ко мне со словами:

— Увидимся через несколько дней в Лондоне, господин капитан!

Он исчез в самолете, дверца была закрыта, и мы отошли немного назад, ожидая взлета. Запустив двигатели, пилот некоторое время проверял, как это предписано, их работу, затем вырулил на старт. Получив доклады от членов экипажа, что у них все в порядке, запросил разрешение на взлет.

После дачи такого разрешения, все огни были погашены. Остались только зеленые лампочки, обозначавшие взлетную полосу. Моторы взревели, и самолет тронулся. Провожавшие еще не расходились. Мы стояли у края взлетной полосы, примерно у ее половины, когда мимо нас промчался самолет, набиравший скорость. Хотя и было уже темно, мы увидели силуэт машины, оторвавшейся от взлетной полосы. Самолет сразу же стал набирать высоту и, поднявшись метров на двести, лег на прямой курс. Были отчетливо видны его бортовые огни.»

За взлетом самолета наблюдал и радист управления специальных операций Дуглас Мартин, сидевший на скале со своей рацией, метрах в четырехстах от пролетавшей машины. И он, по сути дела, оказался единственным свидетелем падения самолета в море.

Вот его показание:

«Я услышал шум моторов, и вот в поле моего зрения показался самолет, взлетевший с аэродрома и направившийся в сторону моря. Это был довольно большой самолет, не набравший еще большой высоты. По моим расчетам, он поднялся метров на сто над уровнем моря. Продолжая набирать высоту, он вдруг стал падать со все возраставшей скоростью вниз. Буквально через несколько секунд самолет сел на воду как при вынужденной посадке, имея большую скорость. Двигатели продолжали работать, насколько мне помнится, а сам самолет поплыл на брюхе.

Было уже довольно темно, и я подумал, что следовало бы проинформировать аэродромное начальство о случившемся. Однако когда я сделал несколько шагов к своему радиопередатчику, то мне пришла в голову мысль, что я не знаю точно место падения. В это время увидел, что самолет стал погружаться в воду, а на плоскости, обращенной ко мне, появилось нечто, напоминавшее фигуру человека. Не имею никакого представления, каким образом он выбрался туда из самолета. Но он шел уверенно в сторону от фюзеляжа, выпрямившись во весь рост.»