Николай Борисович был редчайшим знатоком и ценителем всего художественного и прекрасного. Не случайно именно ему постоянно выпадала честь консультировать представителей царского рода, выполняя обязанности по скупке произведений искусства для дворцов, особенно для Эрмитажа и Павловска. Также ему удавалось доставлять ко Двору и новинки музыкального мира, представляя собой не только просвещенного ценителя и любителя, но профессионального знатока музыки. Так, например, в 1784 году к Николаю Борисовичу обратился царевич Павел: «Я получил музыку Пуньяни, за которую моя жена очень обязана Вам, и маленькое „лунное сиянье“ Гакерта, которое прелестно». Вот именно такого характера переписка была у Юсупова очень часто, причем как с Малым Двором, так и с Двором Императрицы.

Многое, что имело отношение к художественным интересам князя, поражало и продолжает поражать мысли и воображение. Не было исключением и колоссальное собрание нот. Оно насчитывает более двух тысяч наименований печатных изданий. Этот факт позволяет сделать вывод, что «руководство» Николая Борисовича над музыкой сферой Дворов и театрами имело под собой довольно твердое профессиональное основание. Нельзя не отметить, что профессионализм, способность сыскать абсолютно любые сведения, нужные для чего-то, – еще один поразительный талант князя, высочайшего государственного чиновника.

Комплектуя царские художественные собрания, Юсупов, разумеется, никогда не забывал и о собственной персоне. Он настолько известен и авторитетен в художественных кругах Европы, что для заказа или приобретения картин князю требовалось всего лишь написать письмо кому-либо. И, надо сказать, ему доверяли и верили на слово. Князь всегда хорошо оплачивал свои заказы, впрочем, спорить с этим и обвинять этого величайшего человека в скупости не предоставлялось разумным, да и возможным. Известно, что он являлся ярким сторонником формулы эпохи развитого социализма. По его мнению «экономика должна быть экономной». Это относилось ко всем сферам, даже художественной.

Будучи в Италии, Юсупов близко познакомился с известным скульптором Антонио Кановой. Некоторые современники утверждали, что они были связаны большой личной дружбой. Хотя, между ними была целая пропасть, куда относилось и общественное положение, и привычки. Канова с самого детства днями пропадал, работая в мастерской, тогда как Юсупов был занят иными трудами и удовольствиями. Не углубляясь в эти нюансы, отношения между ними складывались весьма дружественные и теплые. Находясь в Петербурге, князь все время переписывался с ним. Для Николая Борисовича скульптор изваял из мрамора вариант лучшей своей работы «Амур и Психея». Причем Юсупову пришлось настоять на некоторых, довольно существенных вмешательствах и доработках композиции, от чего творение значительно выиграло. Юсуповский экземпляр на сегодняшний день хранится в Эрмитаже. В Лувре хранится ее первый вариант, увиденный князем еще в мастерской скульптора. Он и стал основой для этого шедевра, еще более удачного и совершенного.

В 1796 году Канова сотворил для Юсупова следующую скульптуру – повторение «Амура и Психеи». Этот вариант обошелся князю в две тысячи золотых цехинов. И, надо сказать, это стоило такой баснословной суммы. Скульптор внимательно выслушивал все пожелания просвещенного заказчика. Следствием явился тот факт, что Юсуповская группа, несмотря на внешнее копирование и повторение форм луврской, в целостности оказалась гораздо удачнее, лучше, и масштабнее с художественной точки зрения.

Другая работа, статуя «Амур», выполненная для Николая Борисовича в конце 1797 года, как судачили современники, была оплачена золотом. Юсупов заплатил столько же драгоценного металла, сколько она реально весила. Другие источники говорят о сумме в восемь тысяч золотых цехинов. Может показаться, что это очередная Юсуповская легенда, но, тем не менее, «Амур» оказался на невских берегах только в 1802 году, когда Николай Борисович немного поправил свои финансовые дела и нашел достаточные средства, чтобы расплатиться с Кановой, который в свою очередь смог подождать уплаты долга и не стал продавать скульптуру кому-то другому. А таких платежеспособных заказчиков у мастера было более, чем предостаточно.

Архангельское и сегодня хранит только два произведения этого замечательного и талантливого скульптора. Его творения имеют камерный характер. Бюст Париса и портретный бюст хозяйки знаменитого светского салона мадам Рекамье смотрятся жалкими, хотя и, безусловно, прекрасными остатками того художественного ансамбля, который некогда был сформирован Юсуповым вокруг очень любимых им «Амура и Психеи».

Также Николаю Борисовичу принадлежала еще одна работы руки Кановы – бюст «Гений смерти». Он составлял часть неудавшейся когда-то вследствие технических недостатков камня статуи в рост. На сегодняшний день эти замечательные шедевры итальянского мастера хранятся в Эрмитаже, но почему-то даже в специализированной литературе некоторые искусствоведы не считают нужным напоминать, что крупнейший музей страны очень многим обязан именно Николаю Борисовичу Юсупову. В 1800 году, в северной столице, князю удалось сделать одну из самых лучших своих покупок. Комиссионером Пьетро Конколо была привезена из Италии партия картин, с целью ее продажи Императорскому Двору. Но, видимо Павлу не пришлись они по нраву и он отверг эти работы. Как и следует догадаться, двенадцать произведений искусства приобрел Юсупов. В итоге они были размещены в специальной и довольно протяженной галере Юсуповского дома на Фонтанке.

Та партия антиквариата включала в себя два огромных полотна знаменитого Джованни Батиста Тьеполо. Эти произведения – «Встреча Антония и Клеопатры» и «Пир Клеопатры». Они образовывали ансамбль для убранства холла, состоявшего из шести картин. На сегодняшний день невозможно увидеть четыре вертикальные картины – они сгорели. Когда Юсупов переехал в Москву, два громадных полотна Тьеполо стали подлинно украшать Архангельское. Так уж сложилось, что в нашей стране это неподражаемый художественный ансамбль произведений итальянского искусства такого уровня. Надо отметить, это единственный пример такого размаха и масштаба. К этой же группе работ относится и «Женский портрет» Корреджо, который стал потрясающим украшением Эрмитажа. Князь не случайно приобрел эту большую партию картин. Скорее всего, находясь в Венеции, ему удалось видеть росписи Тьеполо на сюжет «Антоний и Клеопатра», а они, как известно, не в состоянии оставить в равнодушии истинного ценителя прекрасного.

Юсупов был очень удачливым коллекционером. У него был дар чувствовать вещи, и они сами к нему «приходили». Так в Москве, уже будучи в преклонном возрасте, Николай Борисович, как говорится, «случайно» приобрел прекрасный мраморный бюст своего хорошего знакомого Вольтера и отдал за него, как это нередко бывало, минимальную сумму от настоящей стоимости. У завистников тогда надолго появилась пища для новых обсуждений и пересудов. Особенно возмутила их смешная цена скульптуры. Не всякий может понять, что приобретаешь именно то, что само направляется к тебе в руки за бесценок. Князь Юсупов до самого своего последнего дня жизни не смог утратить инстинкта великого охотника за произведениями искусства.

Культура всегда занимала значительное место в сердце и сознании Николая Борисовича, но политическая жизнь его также никак не отпускала. Благо, Екатерина Великая не давала этому произойти, она регулярно привлекала князя к делам государственного характера. Так, в 1795 году ему поручили возглавить Комитет «По рассмотрению следствия по делу о восстании в Польше». Это дело Николай Борисович рассматривал в качестве продолжения семейной «традиции» расследовать всевозможные злоупотребления, мздоимства и законодательные нарушения. Странно, но почему-то поляки удивительным образом тяготели к этому греху на протяжении несчетных столетий. Впрочем, многие русские отличались тем же.